Нина Дьяченко - Зеркальные тени

— Ну, конечно, стоит начать трахаться, как тут же все проблемы начинают испаряться естественным образом, — меланхолично болтая маленькой серебряной ложечкой в своей чашке, гоняя редкие чаинки, заметила Аза. — Герцог тут же станет душкой, Тигрис перестанет тебя домогаться, а все злобные маньяки, тёмные маги и вампиры начнут самоуничтожаться.

— И зарплата сама собой поднимется… вместе с потенцией, чтобы соответствовать, — фыркнула я, отпивая ещё глоток и ощущая, как теплота чая горячими волнами распространяется по телу, немного замёрзшему на вечернем воздухе. — И счета не будут приходить, устыдившись твоей сексуальной занятости, чтобы, знаешь ли, не мешать. И недруги сами собой с горя повесятся, узнав, что моя девственность уже помахала ручкой, прослезившись напоследок.

— Странно, что всё крутиться вокруг секса, — покачала головой Аза. — Раньше за добрачную сексуальную жизнь могли и прикончить, в сёлах так точно. Неправедно беременные девушки хором топились или травились — на вкус, на цвет, как говорится, выбирали способ самоубивания. А теперь ты позорище, если не спишь со всеми подряд.

— И не модная, если хоть раз не подцепила сифилис, — хмыкнула я, практически залпом допивая свой чай в крохотной чашечке, потянулась за чайничком, стоявшим на маленьком овальном столике, налила себе ещё, по ходу «угостив» полупустую чашку подруги.

— А уж СПИД, наверное, это вдвойне круто! — восхитилась Аза. — Такой изощренный способ самоутвердиться — заживо сгнить и умереть в жутких мучениях!

— А особенно классно передать этот вирус своему будущему ребёнку! Вот ему-то весело в жизни будет! Всего его будут любить, так будут любить… как бы не убили в процессе, — подхватила я.

— Ну, нет, о чём ты? Основные переносчики вируса ВИЧ, если я ещё не отстала от жизни, то есть, наркоманы и геи не размножаются естественным путём, так что пускай заражают друг друга. Меньше народу — больше кислороду, — захихикала она.

— Знаешь, — я отставила чашку и мечтательно уставилась на звёзды, — я не могу дождаться следующей нашей встречи. Его красота, ум, интеллигентность, прекрасные манеры, весь его облик сводит меня с ума. Даже кажется, что, стоит мне прикрыть веки, как я вновь увижу его перед внутренним взором.

Я медленно улыбнулась, мысленно воскрешая его образ, вновь видя его улыбку, его тёплый взгляд, направленный на меня.

— Это больше чем просто влечение, подруга. Это может меня уничтожить, как девятый вал, обрушившийся прямо на голову. Захлебнуться, умереть в этом чёрно-серебристом потоке любви и страсти — что может быть прекраснее?

— Не умирать. Жить долго и счастливо, — отрезала Аза. — И мне не нравятся твои мысли. Дай боги, чтобы твои слова не являлись пророческим даром. — Такого варианта ты не предусматриваешь? Насчёт вечного счастья вдвоём?

— Не знаю, — тихо и неожиданно печально произнесла я, бессильно опустив руки и голову. — Я правда не знаю.

— Тебе нужно быть очень осторожной с Герцогом! — серьёзно сказала Аза, заглядывая мне в глаза.

— А то я с ним не осторожна, — фыркнула я, но нехорошее предчувствие тяжёлым шаром покатилось по желудку. Я сглотнула горечь, а затем быстренько запила остатками зелёного чая неприятный привкус во рту. — Если ты хочешь что-то мне рассказать, то лучше не тяни, я а то я нервничать начинаю.

Я устроилась в деревянном кресле с бархатными подушками поудобнее, вглядываясь в ставшее неожиданно серьёзным лицо подруги. Мне слишком не нравилось выражение её лица.

— Я тебе не рассказывала, — медленно начала она, уставившись в одну точку, глядя мимо меня, в свою прошлое. — Но у меня была подруга… из богов смерти, точнее, из богинь если говорить про её пол. Её звали Марена. Марена Лейстранж, — Аза бросила на меня быстрый взгляд. — Ты помнишь ту очаровательную, уже немолодую женщину, у которой мы бывали? Когда-то, ещё при жизни, она была её внучкой. Астория, которая так мило приглашала нас к себе в замок и давала деньги, жалуясь на скуку, родила дочь слишком поздно, в сорок с чем-то лет. И, конечно же, жутко разбаловала. Однако девушка устроила такое, что бедной матери и не снилось — явно начиталась любовных и пиратских романов — и сбежала под покровом ночи со слугой, который в их замке выполнял грязную работу. Я так предполагаю, — Аза тяжело вздохнула, — что очень скоро жизнь в нищете Жаннет надоела — но возвращаться домой она боялась… или не хотела из гордости и глупого упрямства. Ты можешь себе представить, как жители небольшого городка, где жили только низкооплачиваемые специалисты, едва сводящие концы с концами относились к белокурой красавице? Они ведь знали, что она надменна и выше каждого из них на целую голову не потому, что корчит из себя принцессу, а потому, что действительно является аристократкой. Том, её свежеиспечённый муж, каждому персонально похвастался, откуда отхватил красавицу-жену. Но… аристократия без денег — жалкое зрелище. Конечно же, Жаннет не любили, завидовали ей, и желали ей зла. И вот, сходя с ума от тоски и безысходности, буквально погибая в нищете, она рождает детей. Две дочери. И обе красавицы. Марена и Лукреция.

Аза с трудом сдерживала дрожь в голосе, было видно, что эта история когда-то задела её за самые чувствительные струны души, и сейчас они по-прежнему вибрируют от боли.

— Однажды Лукреция — младшая девочка — гуляла на детской площадке, где её оставил отец, снова убежав пить пиво с дружками — это нехитрое развлечение всегда нравилось ему куда больше, чем работать. И её избил одиннадцатилетний мальчик, сын какого-то сантехника и подзаборной шлюхи. Без всякой причины, просто так, захотелось поглумиться. А тут проходила Марена — она была старше сестры на три года и всегда опекала малышку. Поэтому она отшлёпала мальчишку — не побила, конечно, просто шлёпнула пару раз. Мальчишка поднял дикий рёв, а в это время мимо площадки проходили три его дружка, которым было тринадцать — и они накинулись на Марену, и так избили её, что она… умерла. Аза всхлипнула, вытащила резким жестом салфетку из серебряной салфетницы и промокнула глаза.

Я молчала, боясь вставить даже слово, история заинтриговала меня — странно, что и моё сердце тоже сжималось, хотя я совсем не знала ни Лукрецию, ни Марену.

— Состоялся суд, но мальчишки были неподсудны — из-за возраста. Их никто не имел право посадить в тюрьму. И они остались на свободе, только должны были время от времени отмечаться у местного полицейского, да ходить к психологу.

Лукреция едва не сошла с ума от горя — сестра была для неё всем. Мать, уже ненавидящая своего мужа, практически не занималась детьми. Скорее всего, и не умела этого делать. Она и сама о себе не была способна позаботиться на должном уровне, разбалованная в своё время слугами, богатством и вседозволенностью. Отец редко бывал дома — истерики жены стали его угнетать. Нет, он её не бил, он был слабым человеком, но и ответить на справедливые упрёки было нечем — он слишком мало зарабатывал, и его образование, а также отсутствие каких-либо талантов и связей закрывали перед ним все пути, разом отсекая даже малейшую возможность хоть как-то пробиться в жизни. Поэтому… Марена была для Лукреции и ангелом хранителем, и почти матерью, и сестрой. Единственным человеком, которого она любила. А тут её не стало.