Нина Дьяченко - Зеркальные тени

— Ты так прекрасна, — он зарылся лицом в мои волосы, потянув меня на себя. — Можешь свести с ума любого мужчину. Может быть ты согласишься, если тебе не тяжело? Я… у меня, — он запинался, удерживая меня двумя руками так, чтобы стоять за моей спиной, продолжая наслаждаться ароматом моих волос.

На миг я даже понадеялась, что он выколет глаза моими палочками. И всё-таки его прикосновения не были мне так уж неприятны. И даже почти не пугали, наверное, отчасти потому, что я всё ещё болталась в своём мире, захлёбываясь в скорби, почти не существуя на этой улице, в объятиях этого странного… существа. Он не был человеком так же, как и я, это я ощущала всем своим естеством.

— У меня никогда не было женщины, — наконец выдавил он, и тут же развернул меня к себе, уставившись в мои глаза. — Позволь мне… только один раз! И я не причиню тебе никакого вреда.

Его щёки вспыхнули, а затем лицо побледнело. Я видела, что ему тяжело быть таким, но что он не видит возможности получить это от меня добровольно. Странно, настолько красивый самец — и даже не попытался меня соблазнить. Или хотя бы кого-то другого.

Японки понимают толк в красоте, и я была уверена, что и у местных красавиц — даже у гейш — оценят эти глаза с оттенком тёмно-синего сапфира, высокий рост, прямые, стройные ноги, тонкую талию и широкие плечи. Стандартный суповой набор красавчика — как раз для сексуальных утех. Да он был просто создан для того чтобы раздвигать женские ножки!

— Просит, — он снова прижал меня к себе. — Я просто не могу так просто тебя отпустить… ты слишком прекрасна.

Я немного отстранилась и посмотрела ему в глаза — открыто и прямо.

— Ты мне нравишься, и, в общем-то, я не против. Это будет интересный роман, — я легко улыбнулась. — Меня как раз бросил любимый мужчина — единственный мужчина, который был в моей жизни.

Я хмыкнула:

— Если б я жила в прошлом веке, то романтично добавила бы, что он был единственным, кто развязывал моё оби. Но я почти не ношу кимоно, только на официальные церемонии, — я глянула на своё платье-халатик с рисунками листьев клёна: жёлтыми, коричневыми, кроваво-алыми на оранжевом фоне. — Это, как ты понимаешь, далеко не оно.

Он недоумённо глянул на меня, ну, да, конечно, мужчины не только не любят, но часто и не умеют говорить о милых, ничего не значащих пустяках. Они любят вплетать в свои слова смысл — или иллюзию значимости.

— Ты можешь пойти со мной, — я пошла по дороге, не оглядываясь, но он сразу же очутился рядом, немного позади.

— Кто ты? И как тебя зовут? — я полуобернулась, кинув на него быстрый взгляд. Каждый взгляд на этого красавца доставлял мне неизъяснимое наслаждение.

— Я рыцарь равновесия, — он устало улыбнулся. — Ты мне веришь, или мне это доказать? А зовут меня Тигрис.

Я повела плечами.

— Я ведь даже не знаю, что это за организация, но, судя по твоей мёртвой хватке, — ещё одно движение плечом, — ты очень силён. И у меня останутся синяки.

— Извини, — покаянно произнёс он, вновь неудержимо краснея. Я только улыбнулась — мне нравилась его эта беспомощность, и явный страх перед сексом, и его страсть, совсем недавно горящая в синих глазах — отголоски её до сих пор сверкали в его алчных взглядах, которые он кидал на меня, оплетая моё лицо и тело, словно невидимой, но прочной сеткой.

Хорошо, что в моём старом доме вполне современные ванные со всеми удобствами. Я люблю понежиться в джакузи, когда шипящие, словно в стакане с газировкой, пузырьки забирают всю мою усталость и печальные мысли.

Но сейчас всё по-другому.

Я подвожу Тигриса к двери одной ванной, а сама отправляюсь в соседнюю.

Принимаю душ, так как сейчас нет времени как следует понежиться, да и я хочу совершенно другого. Тело горит, и я вздрагиваю, когда только прикасаюсь к себе, намыливаясь и смывая душистое ароматное мыло с запахом роз и сирени. Соски напрягаются, и кажутся бледно-розовыми пулями, которые вскоре вонзятся в чужой торс, требуя ласки и разрушая сознание.

Поворачиваю кран холодной воды, и освещаю кожу прохладным душем.

Несмотря на шапочку, кончики некоторых прядей всё равно мокрые. Впрочем, так бывает всегда — слишком уж густые у меня волосы и постоянно выбиваются из всех причёсок. Непослушные, словно живые змейки, если, конечно, в природе существуют пресмыкающиеся бронозово-золотистого цвета с каштаново-багровым оттенком.

Тщательно вытираюсь, накидываю коротенькую шёлковую рубашку и расчёсываю волосы, распуская их по плечам.

Смотрю в запотевшее зеркало — мои глаза горят предвкушением, словно бронза внезапно превращается в золото.

Последний штрих — надеваю лёгкие тапочки и выходу из ванной.

Он уже ждёт меня, прислонившись к стене. На нём — длинный серый халат, который обычно надевал Маюри, когда выходил из ванной.

Прикусываю губу, уничтожая болью боль, но затем успокаиваю себя тем, что, на самом-то деле, мог ещё надеть мой нежданный гость?

Вряд ли бы ему подошёл мой шёлковый халатик.

Невольно улыбаюсь, представляя его в нём, отчего Тигрис кажется уже не таким страшным, хотя я даже не пытаюсь себя убедить в его полной безобидности.

Его сила чувствуется в каждом движении его тела, горит во взгляде, буквально обжигая — словно мне на кожу медленно льют горящий воск сгорающей свечи.

— Пойдём, — я беру его за руку и веду за собой в свою спальню. Затем, когда мы уже входим в комнату, отпускаю его руку и подхожу к кровати.

Чувствую ногами мягкость одеяла и твёрдость деревянной основы, смотрю на него, ожидая следующего хода.

Он двигается настолько быстро, что я даже не могу уловить это взглядом, только ощущаю, как он мгновенно срывает с меня рубашку — я едва успеваю поднять руки, чтобы он не разорвал ни в чём не повинный кусок ткани, изумлённая, ошеломлённая его нечеловеческим натиском.

Он валит меня на кровать, а сам скидывает халат и оказывается рядом, прижимая меня к одеялу. Я ощущаю его горячее дыхание на лице, а бешено бьющее сердце словно пытается вырваться из его груди и вонзиться в мою грудь, чтобы вжаться, впечататься в мою сердце. А потом взорвать нас обоих как бомба.

— Прости, — он с трудом, явно еле сдерживая себя, отстраняется, продолжая прожигать меня жадным взглядом.

Я понимаю, что он не сможет долго сдерживаться, и неторопливая прелюдия в этом случае совершенно не к месту.

Чувствую, как становлюсь влажной от одного взгляда на его красивое, сильное, практически полностью безволосое тело — он словно прекрасная статуя, оживлённая каким-то извращенцем, любителем красивых мужчин.

Обвиваю его ногами, целую, обхватываюсь ладонью его уже полностью вставший член, горячий и вздрагивающий от прилива крови, и направляю в себя.