Шеррилин Кеньон - Спустить ночь с цепи

– Я могу что-нибудь сделать для тебя? – спросила она.

Рен замер от прозвучавшего вопроса. Единственное, что он хотел от нее, было единственным, о чем он никогда не посмеет просить, – она, обнаженная в его постели. И это, вдобавок, вызывало глубокое, необъяснимое жжение в груди.

– Я в порядке.

– Ты уверен? Может мне…

– Эйми? – позвал он, прерывая ее.

Двери моментально открылись, и показалась медведица. Она быстро окинула их взглядом, направляясь к его постели.

– Ей надо уйти, – сказал ей Рен.

Эйми кивнула и потянулась за Мэгги.

Та уклонилась от нее.

– Рен…

– Мне надо отдохнуть, Мэгги. Пожалуйста.

Маргарита помедлила, услышав напряжение в его голосе. Как она может спорить с ним? Его одолевала жуткая боль из-за ранения, которое он получил, спасая ей жизнь. Другие мужчины наверняка повернулись бы в другую сторону и даже не побеспокоились бы.

– Хорошо. – Она снова подошла к кровати, наклонилась и нежно поцеловала его в щеку.

Желание обрушилось на него, и Рен перестал дышать. Это все, что он мог сделать, чтобы не затащить ее в свою постель.

Прежде чем он успел понять что делает, он поймал ее уже отдаляющееся лицо и прикоснулся своими губами к ее. Рен зарычал от ее сладкого вкуса. От мягкости ее губ на своих устах. Впервые в жизни он пробовал женщину, но даже несмотря на это, не мог представить женщину вкуснее, чем Мэгги. Она была невероятной.

Ее губы были нежными и чувственными. Они пробуждали в нем свирепый голод, страстно требующий только ее. Этот голод одновременно напугал его и вызвал трепет, который он даже не мог представить.

Он не должен чувствовать это. Только не к человеку. Ни к кому.

Сохрани их бог от его неуправляемых эмоций.

Маргарита застонала, когда вкусила грубую порочность его рта. Его язык скользил по ее, вызывая трепет. От него исходил аромат пачули и антибактериального крема.

Более того, от него исходил запах необузданного, земного мужчины, с которым она желала провести весь день в порочных, полночных наслаждениях.

Он отпрянул от нее с гортанным рычанием.

– Иди, Мэгги. Пока не поздно.

Его слова окончательно сбили ее с толку.

– Не поздно для чего?

– Эйми, – произнес он сквозь зубы, отказываясь посмотреть на Маргариту.

Айми потянула ее назад.

– Пойдем, Мэгги. Ему действительно следует отдохнуть.

Рен наблюдал, как девушка уходила. Сердце разрывалось от потери. Даже сейчас ее аромат окутывал его. Наполнял ноздри, заставляя зверя внутри него рычать от собственнического инстинкта. Он так сильно хотел ее, что отрицать обратное было невозможно.

Он положил ладонь на свой член, который был твердый как скала и пульсировал. Рен еще никогда так сильно ничего не желал, как сейчас провести с ней наедине ночь.

Но он знал, что это невозможно.

Она – человек, он – животное… в прямом смысле этого слова. Он ни за что не мог вверить себя женщине. Он не мог довериться кому-либо. Он может в любой момент ожесточиться. Это проклятие его людей, его породы.

Даже его мать набросилась на отца…

Вздохнув, он посмотрел на серую футболку, которую Мэгги принесла для него. Рен почувствовал, как его губ коснулась улыбка, – и это было самым удивительным. Он не мог вспомнить, когда в последний раз улыбался. Черт, он даже не был уверен, улыбался ли вообще когда-либо в жизни.

Незнакомое чувство зародилось в груди. Он не знал, что это могло бы означать. Он поднял оберточную бумагу к лицу: от нее исходил легкий, сладкий, женский запах Мэгги. Он смял бумагу в кулаке, когда волна брутального желания охватила его.

Убрав бумагу в сторону и сжимая подарок в руке, он расслабился.

Кто-то постучал в двери.

Сердце подпрыгнуло от надежды, что это снова Мэгги, – но нет. В комнату вошла Эйми.

– Ты в порядке, звереныш?

Он кивнул. Эйми – единственная, кому он позволял так себя называть. Она использовала это прозвище не для того, чтобы задеть его, а скорее как дружеское обращение для домашнего питомца. Эйми – единственная из всех людей и животных Санктуария, кто относился к нему доброжелательно. Но она, как и остальные, боялась его. Даже сейчас, хоть и пыталась это скрыть.

Она пересекла комнату. Но как только она потянулась к пакету и бумаге, он зашипел и зарычал на нее. Эйми тут же выпрямилась.

– Я подумала, что ты хочешь это выбросить.

– Нет.

Она подняла руки, сдаваясь.

– Только, чтобы ты знал: я отослала ее домой.

Дом… Это место, которому принадлежала Мэгги. Эта мысль болезненно разрывала сердце. Он не хотел, чтобы она была дома. Он хотел…

Он хотел видеть ее рядом с собой.

Что за глупость?

– Почему ты не вернул ее сумку? – невинно спросила Эйми.

Он посмотрел в угол, где лежал черный рюкзак от «Прада». Мэгги оставила его под столом в баре, во время той суматохи. Эйми обнаружила его, как только Мэгги покинула бар, и утром сказала об этом Рену. Он приказал немедленно принести его. Рен не хотел, чтобы кто-нибудь другой касался настолько личных вещей Мэгги.

– Я забыл.

Эйми кивнула.

– Хочешь, чтобы я отне…

– Нет!

Медведица пронзительно взглянула на него.

– Тебе надо сдерживать свой нрав, звереныш. Ты же знаешь, что говорила maman.

Он вернул ей такой же взгляд.

– Я не хочу твоего запаха на ее вещах. Понимаешь?

Эйми закатила глаза.

– Да что это с вами, чокнутые кошки? Клянусь, не знаю, кто больше охраняет свою территорию, ты или волки. Защити нас Артемида от таких, как вы.

Он наблюдал, как Эйми выходит из комнаты, тихо закрывая за собой двери. Рен прижал к себе футболку, закрыл глаза и представил лицо Мэгги. Ник был прав, она – прекрасная леди. Наконец-таки он понял, что имел в виду Ник, когда говорил о ней, что она высшего сорта. Это исходило из каждой ее частички.

А он – никчемный кусок охотничьего дерьма, жизнь которого хуже жизни голодного уличного бродяги.

Это правда. Его жизни – грош цена. Ему самому – грош цена. Он уничтожил все, к чему прикасался.

От горькой правды он поменял облик и стал тигром. Рен уставился на свою большую белую лапу на футболке. Он бы все отдал, чтобы быть мужчиной-человеком. Но в то же время, он бы убил любого, чтобы не быть тем, кем был в действительности.

Все, чего он когда-либо хотел, – это принадлежать какому-нибудь месту. Любому. Но этому не суждено было осуществиться.

Часть его хотела разорвать эту футболку и выбросить, но другая не позволяла это сделать. Мэгги подарила ее ему. Она сошла со своего пути, чтобы принести ее сюда. Это подарок. Настоящий подарок – и он будет беречь его, как сокровище.

Закрывая глаза, он все еще ощущал вкус ее губ. Ее аромат на своей коже.

Боже помоги ему, он хотел еще.

Маргарита не могла избавиться от вкуса Рена. Еще ни один мужчина так ее не целовал. Это было так греховно и порочно. Так одурманивающе. Притягательно и возбуждающе.