Ярослава Лазарева - Поцелуй ночи

«Лучше забыть обо всем! — думала я, глядя на его запрокинутое покрасневшее лицо. — Интересно, что он теперь будет обо мне думать? Может, мне вообще уехать? Как стыдно!»

Голова после буйной ночи гудела.

Я встала и побрела в угол сада, подумав, что прогуляюсь немного по дорожкам, а когда встанет солнце, сбегаю к морю и искупаюсь. Там был небольшой розарий. Кусты разрослись, их колючие ветки сплелись в одну сплошную зеленую массу, покрытую самыми разнообразными сортами роз. Мне это необычайно нравилось: округлые алые соседствовали с немного вытянутыми бордовыми, тут же желтели огромные чайные, между ними розовели мелкие бутончики диких розочек. В углу возле каменной ограды рос пышный куст жасмина, под ним стояла деревянная скамья. Я любила сидеть в густой тени в жаркие полдни и вдыхать густой розовый аромат. Приблизившись, я замерла.

Возле куста жасмина из старой ограды выпал верхний камень. И в образовавшейся выемке сидела Лила. Она была в воздушно-белом платье, побалтывала ногами и что-то тихо напевала себе под нос. Высокий куст белых роз почти касался ее босых ступней. Фоном этой картине служило светлеющее лазорево-розовое небо. Заря подсвечивала пепельные кудряшки Лилы, ложилась на ее белое лицо живым румянцем. Девочка словно меня не видела. Она играла цветком, толкая его ногой и наблюдая, как он качается и с него слетают росинки. Солнце поднималось все выше и за спиной Лилы из туманно-розового постепенно превращалось в розовато-золотистое. Я вышла из оцепенения, сердце ухнуло. Что-то случилось с Грегом, поэтому Лила здесь и появилась! Глубоко вдохнув, я взяла себя в руки и приблизилась к ней. Лила перестала качать ногой розу и подняла на меня глаза. Раньше мне казалось, что они лишены зрачков. Но сейчас я увидела, что это не так. Крохотные черные точки, появившиеся в безмятежной голубизне ее глаз, начали расти. И это было очень неприятно. Мне на ум пришло высказывание Ницше: «Если долго вглядываться в бездну, бездна начинает вглядываться в тебя. Готов ли ты к этому взгляду? Сомневаюсь».

Но я была готова и не отвела глаза. Лила смотрела не моргая. Ее огромные глаза стали непроницаемо черными из-за расширившихся до отказа зрачков. Я упорно вглядывалась в этот глубокий беспросветный мрак, надеясь, что сейчас утону в нем и окажусь рядом с Грегом. Но этого не произошло. Лила улыбнулась, обнажив крохотные белые клыки, и тихо пропела:

— Гриша, Гриша, Гриша…

И словно потеряла ко мне всякий интерес. Лучи вставшего солнца осветили небо, и зелень мгновенно заискрилась от утренней росы. Лила засмеялась, приподняла один из розовых бутонов и тряхнула его. Слетевшие росинки засверкали, словно крохотные бриллианты. Толстый сонный шмель выбрался из сердцевины цветка и, низко гудя, с трудом оторвался от лепестка. Лила следила за его полетом с явным любопытством. А я с трудом сдерживалась, чтобы не накричать на нее. Раз она сюда явилась, на это должна быть веская причина.

— Лила! — позвала я.

Но она не прореагировала. Я отодвинула влажные кусты и, сильно оцарапав ноги, подошла к ней вплотную.

— Лила! — повторила я. — Что ты хотела мне сказать этим «Гриша, Гриша, Гриша»?

— Ничего, — наконец ответила она и посмотрела на меня туманно. — Я не вмешиваюсь. Ты сама строишь свое будущее. А я не должна…

— Ладно, — пробормотала я, пытаясь вникнуть в смысл происходящего. — Скажи мне, как там…

Но я не успела закончить фразу. Лила исчезла. Бутон, которым она только что играла, все еще покачивался, но выемка в стене уже была пустой.

— …как там Грег?.. — произнесла я в пустоту и всхлипнула.

Это жестоко — вот так исчезнуть и не ответить на мой вопрос.

Подождав какое-то время, я развернулась и, вытирая слезы, направилась к дому. У скамьи, на которой спал Гриша, я в раздумье остановилась. У меня не выходило из головы то, что Лила так странно повторяла его имя. Может, она хотела меня о чем-то предупредить? Сев за стол, я вперила в Гришино лицо внимательный взгляд, пытаясь найти ответ. Тот безмятежно похрапывал. Я смотрела на его длинные трепещущие ресницы, на изогнутые черные брови, на приоткрытый рот с поблескивающей дорожкой слюны в уголке, на разрумянившиеся щеки и размышляла о том, зачем этот парень появился в моей жизни.

«Может, Лила намекала, что я вольна выбирать, кого захочу? — думала я. — И если появился вот такой Гриша, почти двойник моего любимого, то, возможно, судьба хочет мне сказать, что моя любовь обречена и лучше обратить внимание на обычного земного парня?»

Я прислушалась к себе. Мне казалось, что именно сейчас чаша весов должна перевеситься в какую-то сторону и я должна сделать выбор. Или я навсегда забываю и Грега, и мучительную любовь к нему и начинаю строить отношения с Гришей, или все остается по-прежнему и я иду по своему пути. Я вспомнила, как Гриша меня целовал, и легкая дрожь желания пробежала по телу. Да, мне было с ним хорошо, этого я не могу отрицать. Но при одной мысли, что я навсегда забуду Грега, откажусь от него, все внутри меня холодело. Любовь к нему жила во мне, несмотря ни на что, она была сильна и являлась смыслом моего существования. Кто я без этой любви? Пустой сосуд. В который раз я поняла, что без Грега для меня нет жизни. Я почувствовала легкость и решила прервать всяческие отношения с Гришей.

Дома я позавтракала и собрала вещи. Затем написала записку, в которой извинялась и просила больше не искать со мной встреч, оставила ее на столе и вышла на улицу. Солнце заливало окрестности золотистым светом, море безмятежно синело. Я постояла на берегу, глядя в хрустальную аквамариновую даль, глубоко вздохнула и отправилась на шоссе. До Сухуми меня довез на мотоцикле какой-то парень. Там я позвонила Ахре и сообщила, что мне нужно срочно уехать в Москву. Он тут же проникся важностью задачи, не задавал лишних вопросов, мобилизовал родственников, и уже через полтора часа я сидела в поезде Сухуми — Москва. В дорогу мне дали целый мешок с провизией, как будто нужно было ехать, по крайней мере, до Камчатки. Тут были и домашние пирожки, и куски запеченного мяса, и овощи, и какие-то местные сладости, и бутыль молодого вина, и гроздья винограда, и огромный арбуз. Я уезжала из Абхазии довольная и спокойная.

Москва встретила меня проливным дождем. Я нырнула в метро, а когда вышла на «Коломенской», увидела, что здесь сухо. Оказавшись в квартире, я первым делом отправилась в ванную. Затем выгрузила в холодильник остатки провизии, данной мне в дорогу гостеприимным Ахрой, разобрала сумку. Хотела сообщить маме, что я уже вернулась, но передумала. Решила, что начнутся расспросы, ахи, охи, поневоле опять нужно будет что-то придумывать, а я после поезда чувствовала усталость. Гриша звонил мне несколько раз, но я упорно не отвечала, решив быть последовательной. Надеялась, что он все поймет и рано или поздно оставит меня в покое.