Даниэль Зеа Рэй - Полукровка

— Ты и сейчас меня ненавидишь?

— Глупый вопрос, Урджин. А ты сам как считаешь?

— Думаю, что ты до сих пор ненавидишь все, что со мной связано, а меня так и не простила за прошлое.

— Нет, не простила. Однако, утверждать, что я ненавижу все, что с тобой связано, я бы не стала. Мне нравятся Сафелия и Камилли, и твоя мать. Твоя родная планета просто великолепна. В обычаях я пока не сильна, но это не столь важно.

— А мой отец?

— Не буду врать, тебе, Урджин, но твой отец слишком надменная и расчетливая личность, чтобы кому-то нравиться. Странно видеть рядом с ним такую женщину, как твоя мать. Мне искренне ее жаль. Я бы не хотела прожить всю свою жизнь вот так.

— А как бы ты хотела ее прожить?

— Так, чтобы быть уверенной в завтрашнем дне, чтобы знать, что мои дети в безопасности и счастливы, чтобы каждый день строить свою судьбу своими руками.

Он заметил, что она сказала "мои дети", а не "наши", и что она и словом не обмолвилась о нем и его роли в ее жизни. Это был хороший дипломатический ответ. Но он хотел услышать нечто другое, что-то более личное и связанное непосредственно с ним. Как она видит их отношения? Что он значит для нее, и какую роль она собирается ему отвести в своей жизни? Сколько еще они будут спать вместе, и стараться обходить стороной любые вопросы об их отношениях? Если бы он знал ответы, по крайней мере, со своей стороны, он бы смог спросить ее об этом напрямик. Но в его голове творилась полная сумятица, а он не был склонен капаться в себе и своих чувствах.

— Я заметил, что ты пьешь противозачаточные таблетки, — вдруг сказал он, сам не понимая, как это получилось.

— Да, — ответила она и пожала плечами.

— Но ведь ты понимаешь, что рано или поздно нам придется завести детей.

— Я пока не готова к этой ответственности. Не сейчас.

— Не подумай, что я давлю на тебя, но почему "не сейчас"?

— Боишься, что я скоро надоем тебе и потом придется специально тащить меня в постель, чтобы зачать наследников? — в лоб спросила она.

Это была пощечина. Он невольно отпрянул от нее и отвернулся. Почему она так сказала? Неужели она сама ожидает того момента, когда страсть погаснет и останется только пустота? Это наверняка случиться, потому что так было всегда до нее, даже с Клермонт. Но почему же тогда так больно об этом слышать?

— Не думал, что ты ждешь окончания отношений, — заметил он.

— Жизнь научила меня не строить замки на песке. Я забеременею, но только тогда, когда ты к этому будешь готов.

— А я, по-твоему, не готов?

— Дети навсегда свяжут нас вместе. Не важно, будешь ты со мной или нет, но отцом ты не сможешь перестать быть. И нет ничего хуже, чем смотреть в маленькие лица и сожалеть о чем бы то ни было.

— А почему я должен сожалеть? Ты моя жена, естественно, что ты должна родить наследников.

— Ты можешь в любой момент расторгнуть наш союз. А потом жениться на другой, и она даст тебе то, чего ты достоин.

И снова слова причинили ему боль. Он никогда не думал о разводе. И о другой жене он тоже никогда не думал. Если честно, то за последнее время он вполне свыкся с определенным положением вещей. Она его спутница, и его это вполне устраивало, более того, ему это нравилось. И вот, Эста открыто заявляет, что их брак не является чем-то постоянным, что в любой момент они могут разойтись. Что бы он ни говорил, чего бы не боялся, но он не хотел расставаться с ней, по крайней мере, он этого не планировал.

— Что значит "достоин"?

— Ну, она будет более подходящей супругой для тебя, чем я.

— Что значит "будет"? Ты собралась меня бросить? Я что, уже надоел тебе?

— Нет, я не хочу оставлять тебя. Я же сказала, что так можешь поступить только ты.

— А ты — нет? Ты никогда не разведешься со мной?

— Я никогда не унижу тебя разводом. Так меня воспитали.

— Тогда почему ты считаешь, что я могу унизить подобным образом тебя?

Она знала ответ на этот вопрос. Видел ли он отражение душевной муки в ее синих глазах? Нет, он переживал собственную боль, и этого не замечала она.

— У каждого поступка есть свои причины. Возможно, когда-нибудь и у тебя появиться повод развестись со мной, — ответила она.

Он посмотрел на нее и, абсолютно ничего не понимая, покачал головой.

— Это у вас национальная черта: говорить загадками?

— А что, есть прецеденты?

— Да, и довольно много.

— Какие, например?

— Твой дядя. Он тоже говорил о вещах, которые мне трудно понять.

— Иногда такое случается.

— Так ты прекратишь пить свои таблетки?

— Пока нет, — покачала головой она.

— А когда тогда?

— Как только пойму, что ты действительно хочешь от меня детей.

Он подошел к ней вплотную. Она отступила на шаг назад. Он снова приблизился к ней. Она вновь попятилась, пока не уперлась спиной в стену.

— Ты мне скажешь, когда поймешь?

— Ты сам об этом узнаешь.

— Уверена?

— Да, по крайней мере, я так думаю.

— Мы скоро прибудем. Пожалуйста, не делай глупостей и держись невдалеке от меня.

— Я постараюсь, но обещать не могу.

— Как ты думаешь, на сколько от нас отстала Назефри?

— Я даю ей минут десять. Хотя… Она также могла выкинуть нечто более оригинальное.

— Например?

— Остаться дома, — вздохнула Эста.

Назефри не собиралась надолго задерживаться в резиденции. Она взяла необходимые вещи и уже поднялась на борт своего корабля, чтобы отправиться вслед за сестрой, но в этот момент из-за спины ее окликнул до боли знакомый баритон:

— Я так и сказал Урджину, что мы прилетим на Навернию с разницей минут в тридцать. Я ошибся, тебе хватило и половины этого времени.

— Камилли?

Назефри не обернулась. Она стояла, как вкопанная, не в силах поверить в очевидное: он остался с ней.

— Если ты посмотришь назад, сможешь воочию убедиться, что это я.

Она не шелохнулась. Камилли тихо приблизился и остановился за ее спиной.

— Почему я не почувствовала тебя раньше?

— Наверное, потому, что была слишком погружена в свои мысли, прошептал он ей на ухо и потерся носом о ее щеку.

— И ты не станешь останавливать меня?

Камилли обнял ее за талию и притянул к себе. По телу Назефри разлилась настолько приятная истома, что даже мысли о необходимости срочно покинуть Олманию ушли на второй план.

Камилли замер, прижавшись носом к ямочке за ее ушком. Ее едва уловимый аромат пробудил в нем первобытное желание безгранично владеть этой женщиной. Он закрыл глаза и представил ее лицо в момент их физической близости.

Назефри почувствовала его возбуждение, и это не только не оттолкнуло ее от этого мужчины, а спровоцировало сильнее прижаться к нему бедрами и повернуть голову. Он тут же воспользовался ситуацией и моментально проник в маленький пряный ротик языком.