Ольга Горовая - Жажда ночи

Древний довольно кивнул. Он знал, что девку охватывает бессилие и слабость. Скоро она почувствует непереносимую боль. Ей будет казаться, что кислота пожирает ее внутренности, растекаясь по каждому члену. Скоро. Но не раньше, чем он уведет Лилиану домой, чтобы холить и лелеять любимую.

Несколько мгновений Древний простоял в тишине, обнимая Лили, и думал над тем, что узнал. Что-то важное было в этом клочке материи. Что-то, что было необходимой древней помощнице Рохуса, о которой он знал лишь понаслышке. Пару раз тот упоминал об этой ведьме в присутствии Теодоруса. И если это было так важно…

Он наклонил голову, смотря на опустошенное выражение лица Лилии.

— Мы должны достать этот клочок, медовая, — как можно тише и нежнее прошептал он, почти в их сознании. Она задрожала, а округлившиеся льдисто-голубые глаза в слепом ужасе уставились на него. — Если та ведьма, что ищет тебя, настолько рисковала, что вернулась в дом, полный Карателей, чтобы его вернуть, он несет в себе какую-то угрозу для нее. А возможно, и для Рохуса, — Тео ощущал, насколько кощунственна для нее мысль разворошить могилу матери, заботившейся о Лили все эти годы. И потому, постарался прибегнуть к единственному аргументу, который мог смягчить необходимость подобного действия. — Подумай, драгоценная, ты же сама сказала, что тебя что-то тянуло сюда, — его губы нежно целовали ее виски и веки. — Возможно, дух твоей матери, через землю, призывал тебя, чтобы дать шанс переиграть врага, — Тео нежно провел ладонью по щеке любимой, стараясь согреть холодную кожу.

И тут же нахмурился, поняв, что ее необходимо накормить. Отвлекшись на все происходящее, Лилиана не обращала внимания на голод. Значит, Тео должен был позаботиться о своей Лилии. И это будет первым, что он сделает, едва доставит ее домой.

— Хорошо, — ответ был еще тише, чем его убеждения и, как будто не имея сил смириться с тем, что согласилось на такое, Лилиана прикусила губу кончиками клыков, а потом уткнулась ему в грудь лицом.

— Ты не будешь видеть ничего, медовая, я сделаю все сам, — он ласково, с благоговением погрузил свои пальцы в пряди ее шелковых волос, наслаждаясь касанием. Его голос растекся по коже Лили, словно вязкие капли золотистого меда. Согревая, убаюкивая ее, притупляя ощущение реальности и времени. — Спи, драгоценная, забудь обо всем, что тебя сейчас тревожит, мы позже подумаем над этим. Просто доверься мне…

Она не сопротивлялась. Могла бы, но лишь доверчиво прижалась к телу Древнего, перенеся весь свой вес на него. И покорно позволила погрузить свое сознание в глубокий сон.

Подхватив Лилиану одной рукой и крепко прижав любимую, Теодорус повернулся лицом к могиле.

Он не забыл о Карателях, которые покорными истуканами все еще стояли в нескольких метрах позади. Помнил о трусливой и жестокой сестре Лили, не имеющей сил подняться из грязи, в которую превратился снег от тепла, вырабатываемого ее телом. Но сейчас не это интересовало Древнего.

Протянув свободную руку ладонью вниз, параллельно земле, он наблюдал за тем, как та покорно расходилась, подчиняясь его темной силе. Это зрелище не взволновало его.

Гроб закопали глубоко, как еще одну предосторожность Карателей от возможной мести вампиров. Но глубина не имела значения.

Внимание Тео не приковала ни коричневая крышка гроба, которую он отбросил небрежным жестом кисти, ни то, что находилось под нею. Вид тлена и распада человеческого тела не мог обеспокоить тысячелетнего вампира, который слишком часто сам доводил людей до подобного состояния.

Однако в этот раз, он проявил уважение к покойной. Она была матерью той, что стала для него светом.

Потому, прикосновения силы Древнего были мягкими и плавными. Он бережно развел распухшие, посиневшие пальцы, молитвенно сложенные на груди. И как можно аккуратней извлек маленький, не больше трех на пять сантиметров, обрывок потертой серой ткани с темной подкладкой.

Тихо и плавно опустив крышку гроба, он заставил землю лечь на прежнее место.

Увядшие гвоздики, которыми был усыпан могильный холм, перемешались с комьями глины и снегом. И он не позаботился о том, чтобы их сберечь. Однако две белоснежные лилии были совершенно целыми и невредимыми. Оставив их лежать поверх могилы, он спрятал свой трофей в карман, и подхватил спящую Лилиану обеими руками.

Отвернувшись, вампир безучастно посмотрел на Маришу, которая, несмотря на ухудшающееся состояние (Древний совершенно точно знал, что той становилось все хуже), алчно следила за происходящим. Окинул взглядом двух мужчин.

Их смерть не была нужна ему. Не сегодня, по крайне мере. Тео освободил сознания смертных.

Крепче прижав к себе любимую, Теодорус шагнул во тьму.

На его губах появилась жестокая усмешка, когда за своей спиной он услышал первый ужасающий вопль Мариши, разорвавший кладбищенскую тишину. Но не обернулся, чтобы посмотреть на тело, сводимое судорогой. Лишь первой, в череде следующих трех часов.

Никакая помощь ее наперсников, бросившихся к женщине, уже не могла спасти ту от смерти.

Она впервые видела его таким.

Элен оперлась головой о ладошку руки, согнутой в локте, и с интересом наблюдала за Максом, который сидел на полу у кровати. Этот мужчина не переставал интриговать и удивлять ее, хотя, казалось, сложно было найти нечто неизвестное ей в Максимилиане, после того, как он сделал их едиными. И все же.

Она посмотрела на окна, закрытые ставнями, и дальше скользнула глазами по комнате.

Привыкнув к роскоши за последние годы, пусть и чувствовала себя в ней, как в клетке, она и здесь постаралась добавить уюта их комнатам. Пол устилали ковры, на которых они разбросали подушки для сидения. А стены были частично задрапированы шелком.

Но Макс нашел место, где заканчивалось плетение мягкой шерстяной нити, сдвинул все подушки, и сидел теперь на голом, холодном камне пола.

Элен понимала, что это было единственным дискомфортом, который он позволил испытать себе, идя на поводу у старой привычки. Но все равно, хотела бы избавить его и от этого.

Задумчиво нахмурив брови, она сильнее склонила голову на бок. Прядь ее волос зашуршала по ткани подушки, и от этого звука каждая мышца в теле вампира, сидящего у кровати, напряглась. Резко втянув в себя воздух, Макс потерся щекой о ее босые ступни, которые держал в ладонях.

За те месяцы, что она его знала, Элен видела Макса в ярости, видела просто злым, растерянным, нуждающимся, и отрицающим свою нужду. Видела счастливым и умиротворенным. И, пожалуй, именно таким он ей больше всего нравился. Тем более что в его счастье была ее заслуга.

Но сейчас, ни одно из этих, уже виденных ею настроений, не могло бы описать вампира, которого друзья привыкли считать подверженным безумию.