Ханна Хауэлл - Любовь и магия

— И я теперь тоже дома.

— Да, любовь моя, ты тоже дома. И это событие стоит отпраздновать. — Гиббон лукаво улыбнулся и прошептал ей на ухо: — Я с радостью вернусь в нашу постель, чтобы отпраздновать это событие так, как мне более всего по вкусу.

— Ах!.. — Элис почувствовала, что ей хочется того же, однако заметила: — Но кажется, ты уже отпраздновал это событие так, как тебе хотелось.

Гиббон весело рассмеялся и прошептал в ответ:

— Такое событие сколько ни празднуй, все равно будет мало.

Взглянув на него, Элис тоже засмеялась. А потом зашептала ему прямо в ухо:

— Гиббон, а ты ведь помнишь тот… э… поцелуй, что подарил мне совсем недавно?

— Да, конечно. — Он расплылся в улыбке. — И еще я помню твой чудесный вкус.

— Скажи мне, о, мой великий любовник, а я найду тебя таким же чудесным на вкус?

Гиббон едва не поперхнулся вином, а Элис опять засмеялась. Потом он схватил ее за руку и повел из зала. Элис нисколько не сомневалась: радость, что наполняла ее сейчас, никогда не иссякнет. Она шесть лет провела в аду, убегая, прячась и сражаясь за то, чтобы остаться в живых, но сейчас она наконец-то дома, рядом с мужчиной, который любил ее. К тому же теперь она вместе с людьми, принявшими ее как свою. Теперь она одна из них.

Только сейчас Элис осознала, что Бог не оставил ее, что проклятия на ней не было и нет, что она просто заблудилась в этой жизни. И сейчас она благодарила Бога за то, что мужчина, сопровождавший ее в их общую спальню, был тем самым человеком, который нашел ее и вернул домой.

1 октября 1104 года

Лимнийский лес Шотландского нагорья

— Вот так, да? — прошептала Беатрикс Левенах на ухо незнакомцу, когда он застонал и навалился на нее всем телом.

Беатрикс прижала незнакомца к стене постоялого двора «Белый волк». Все происходило на заднем дворе, непозволительно близко к гостям, что трапезничали в зале за дверью, находившейся всего в двух шагах от них. Возможно, Беатрикс поступала неосмотрительно, но опасность ее возбуждала. И хотя, прокравшись сюда, незнакомец отвлек ее от работы, которой у Беатрикс, как хозяйки постоялого двора, было невпроворот, она не могла отказать себе в удовольствии пощекотать нервы — тем более что главное свое предназначение она видела совсем не в том, чтобы угождать завсегдатаям.

Беатрикс еще раз поднажала, и незнакомец глухо застонал. Причем стон этот, как всегда случалось, отозвался в ней странным и радостным ощущением — ей казалось, что кровь предков вдруг обратилась в лунный свет и быстрее побежала по жилам.

— Вот тебе, получай! — задыхаясь, воскликнула Беатрикс. — Получай, ублюдок!

Она почувствовала, как влага сквозь ее длинный кухонный фартук просочилась на платье, и ей стало жаль испорченную вещь — отстирать кровавое пятно едва ли удастся. Но переживания из-за испорченного наряда отошли на второй план, когда она почувствовала, как обжигающе холодные губы незнакомца скользнули по ее шее.

— Даже не смей мечтать об этом, — проворчала Беатрикс и, навалившись на него всем телом, тут же прикончила его.

Тяжело дыша, Беатрикс отступила от стены, и тело мужчины тотчас плюхнулось в грязь. Он валялся на заднем дворе постоялого двора, возле разбитого помойного ведра, которое Беатрикс так и не успела опорожнить.

Внезапно из-за горной вершины выскользнул яркий луч лунного света, упавший на неестественно бледное лицо покойника. Над его верхней губой сверкнул заостренный клык, голова же утонула в помоях. Затем полоска света скользнула по его рваной и грязной одежде, по пепельной, стремительно разлагающейся коже, по впалой груди, из которой торчали…

— Ах проклятие, — пробормотала Беатрикс.

Она шагнула к мертвому незнакомцу и, приставив ногу к груди мертвеца, схватилась обеими руками за деревянную рукоять вил и выдернула их.

Раздалось отвратительное шипение. Беатрикс снова отступила и посмотрела на испорченный инструмент — черная кровь уже впиталась в дерево.

— Третьи вилы за неделю, — сказала она со вздохом и швырнула их на мусорную кучу.

Беатрикс вновь взглянула на труп, стремительно превращавшийся в скользкую зловонную массу. Перед тем как исчезнуть с лица земли, то, что осталось от тела, издало пронзительный визг. Беатрикс поморщилась и плюнула туда, где только что лежал труп. Потом отступила еще на шаг от стены и стала вглядываться в черную стену деревьев — лес начинался сразу за постоялым двором.

Но никакого движения за деревьями Беатрикс Левенах не замечала — по крайней мере ничего подозрительного она не видела. Не было у нее и зловещего предчувствия, когда по спине бегут мурашки, а волосы встают дыбом на затылке — то были верные признаки готовившегося нападения. И ничто не нарушало тишину леса — ничто, кроме горного холодного ветра, свистящего в кронах вязов и несущего на своей спине зиму.

— Но надолго ли эта тишина?.. — пробормотала Беатрикс.

После совершенного ею убийства ночь показалась ей еще холоднее, хотя между лопатками и на груди у нее выступили капельки пота. Онемевшими пальцами Беатрикс развязала тесемки фартука и стащила его через голову. Скомкав фартук, она отправила его туда же, куда до этого отправила вилы. Затем, повернувшись так, чтобы луна осветила ее платье, Беатрикс оценила ущерб и направилась к бочке с дождевой водой в углу двора.

«Не так уж страшно, — подумала она. — Черное пятно здесь, несколько брызг там, вот и все». Она могла замаскировать свежие пятна на лифе с помощью особого средства — Мать Вечность знала, что каждую ночь ей так или иначе приходилось им пользоваться, но на юбке след от сегодняшнего убийства останется навсегда. Беатрикс погрузила руки в бочку с водой и начала тщательно оттирать черную липкую кровь.

— Чертовы вампиры… — бормотала она сквозь зубы.

Руки ужасно мерзли от ледяной, воды, и еще ей досаждала мысль об испорченных вилах. Беатрикс вдруг шмыгнула носом и подумала: «Ну вот, опять то же самое…» Конечно, она никогда ничего, не боялась. Встречаясь с врагами, Беатрикс никогда не отступала и бесстрашно вступала с ними в бой. Ее бесстрашие подпитывалось сильнейшей ненавистью к гнусным тварям; убивать вампиров она считала своим долгом. И лишь после совершения очередного убийства, лишь после того, как жизни ее больше ничто не угрожало, на глазах выступали непонятные слезы, а по телу прокатывалась дрожь.

Беатрикс схватилась обеими руками за края бочки и замерла, пристально глядя в воду. Затем подняла голову и, уставившись на полную белую луну, сделала глубокий вдох.

«Ты Левенах. — Когда-то она не раз слышала эти слова от отца, но теперь, когда отец ее был мертв, слова эти прозвучали у нее голове. — Ты защитница. Хранительница Лимнийского леса, хранительница всех его жителей, всего нагорья».