Лилит Сэйнткроу - Грешники Святого города

Я поклонилась, сложив перед собой ладони, всем сердцем ощущая благоговение. Моя долгая многотрудная жизнь разворачивалась под его касанием.

— Я твое чадо, — прошептала я. — Скажи, что мне надлежит исполнить.

Поджарый черный пес окинул меня взглядом, исполненным бесконечного сострадания. Рассудительно покачал головой. Что бы ни требовалось ему, я была вольна в своем выборе. Он не настаивал, лишь просил, и если я откажу, он не станет любить меня меньше.

Такая идеальная любовь не для смертных.

И при всей свободе, дарованной богом, я не могла ему отказать. Ведь это значило бы отказаться от самой себя. Его одобрение согревало меня всю, до мозга костей. Могла ли я усомниться в своем боге?

Однако у меня оставался один вопрос, и между нами снова протянулась напряженная нить.

Я ничего не могла с собой поделать. Подняв голову, я назвала богу имя: Джафримель.

Изумруд в моей щеке вспыхнул, рассыпав искры. Лик божества изменился, на песьей морде как будто промелькнула улыбка. Глаза на миг полыхнули зеленым пламенем.

Потом мой бог отпустил меня. Без ответа, но со странным ощущением, будто мне сказано что-то очень важное; правда, это ощущение оставалось со мной лишь краткий миг, до того как я осознала, что…

…вернулась в свое тело.

Я охнула, сложившись пополам. Моя ледяная онемевшая рука продолжала судорожно сжимать рукоять меча. Я вскочила на ноги, громыхнув подметками о пол. Сердце бешено колотилось в грудной клетке. Я несколько раз сглотнула, моргая глазами.

Храм был полон теней. От высокого потолка отдавалось противное хихиканье. Мое демонически обостренное зрение позволяло видеть каждый уголок и трещинку, воспринимать каждую тягу, каждый поток внедренной в стены энергии. Других молящихся в храме не было, и это вдруг показалось мне странным. С чего бы храму, особенно такому, пустовать в середине дня?

Меня встряхнуло выбросом демонического адреналина, пробрало холодом до кончиков пальцев рук и ног. Другие некроманты, чтобы избавиться от леденящего холода смерти и горького послевкусия, прибегают к сексу или спаррингу, для меня же привычнее был сликбординг. Скорость, антиграв, опасность — вот что лучше всего помогало вернуться к реальности. Но сейчас я подозревала, что за мной следят.

Нет, не так: я не сомневалась в том, что за мной следят.

Но я никого не видела. Сердце постепенно успокоилось, и я тихо вздохнула. В конце концов, чего бояться здесь, в храме, перед очами моего бога, когда за дверями меня дожидается Джафримель?

Мой меч лязгнул, возвращаясь в ножны. Йедо назвал его Фудосин, и он хорошо мне служил. Отменно служил, если вспомнить о том, что он рассек плоть дьявола и не сломался. В сердцевине стали заключалась некая сила, о которой умолчал мой сэнсэй.

«Дэнни, надеюсь, что ты не считаешь это возможным, хотя, сдается мне, такие мысли тебя посещали. Тебе не под силу убить дьявола. Это невозможно. Ведь он Князь тьмы, старейший из демонов, прародитель их всех».

Да, мне такое, конечно, не под силу. А вот Джафримелю — как знать? Сумел же он заставить Люцифера отступить. Отступить и отпустить меня.

Даже если Джафримель не может убить Люцифера, он наверняка может убедить его оставить в покое Еву. Это самое малое, что я могу сделать для дочери Дорин.

Для моей дочери — если, конечно, она сказала мне правду.

Я снова подняла глаза на лицо бога смерти. Нужно бы сделать подношение, но мне нечего пожертвовать ему. Все, что у меня было, погибло в огне.

«В том числе моя связь с Джафримелем. Я люблю его, но как мне убедить его оставить Еву в покое? И как, черт возьми, добиться того, чтобы он перестал использовать превосходство в силе, прекратил командовать мной? Он, конечно, извинился, но прецедент создан».

Я вытащила ножи, приставила блеснувший в свете бесчисленных курильниц стальной клинок к ладони и, нажав несколько раз, пронзила золотистую кожу. Набралась пригоршня черной демонской крови, которую я осторожно добавила к красному вину в мелком костяном блюде — его принес богу кто-то до меня. Кроме того, я отрезала ножом прядь моих уже отросших волос. Они теперь доходили до плеч, но мне все равно было непривычно без тяжелой косы, всегда бившей меня по спине при повороте головы.

Пока я кланялась, порез на моей ладони затянулся, осталась лишь полоска свернувшейся черной крови.

— Мне бы хотелось пожертвовать больше, — тихо промолвила я, обращаясь к статуе. Я не сомневалась, что бог меня услышит и поймет. — Благодарю тебя, мой повелитель.

Действительно ли шелохнулись тени, плащом окутывавшие статую? Ощущение того, что за мной следят, усилилось. Я прищурилась — мое зрение было превосходным еще до того, как у меня появился демонический дар, — и подняла глаза. Присмотрелась к песьей голове, к посоху и цепу в длинных черных руках бога, к набедренной повязке, усыпанной самоцветами в отблесках множества свечей. Могучий защитник — так именовали его почитатели Анубиса. А еще любовно: нежный утешитель, тот, кто не покидает нас никогда, даже после смерти.

— Anubis et'her ka, — повторила я. — Благодарю тебя.

Когда я зашагала прочь, изваяния не шелохнулись. Я подумала, что надо бы совершить подношение и Сехмет, но тут же отказалась от этой мысли. Лишний раз привлекать к себе ее внимание опасно, а опасностей на мою долю в последнее время и так выпало больше чем достаточно.

Поклонившись в последний раз Исиде и Гору, я направилась к гранитным дверям. Они распахнулись передо мной, в проходе заискрилась и завихрилась сила, я вышла в первый зал и увидела Джафримеля. Он стоял на том же месте, сцепив руки за спиной и разглядывая стены.

Двери позади меня затворились, и только тогда его глаза обратились ко мне.

— Ты нашла то, что искала?

Воздух между нами был ломким и прозрачным, как тонкий хрусталь. Джафримель очень старался быть заботливым.

«Я тоже стараюсь, Джафримель. Я люблю тебя, и я стараюсь».

— Боги, — неопределенно пробормотала я, пожав плечами, и попыталась непринужденно улыбнуться. — Мне хочется есть. Ты вроде бы предлагал подкрепиться?

Меблированные комнаты находились в большом кособоком здании из кирпича-сырца. Над каждой дверью и каждым окошком поблескивали защитные поля. Жара внушала мысли о том, что вот-вот начнется песчаная буря. Несколько мгновений я помедлила на тротуаре возле дома, нежась на солнышке. Джафримель ждал молча. В своем длинном черном плаще он смотрелся темной кляксой на фоне рыжевато-коричневого пейзажа.

Нет, отдельные зеленые пятна на глаза там тоже попадались. Насосы неустанно качали воду из бурой ленты Нила, установки климатического контроля обеспечивали существование садов, почти в каждом дворе росли финиковые пальмы. Технология вододелания пока только развивалась, но здесь ее использовали вовсю, что давало если не масштабные, то весьма хорошие результаты. По крайней мере, воды хватало для того, чтобы умыться, и это после недавней тридцатилетней засухи, превратившей северную часть принадлежащей Гегемонии Африки в почти безжизненную пустыню. Несмотря на неизученные экологические последствия внедрения новой технологии, жизнь уже распространялась от реки в глубь пустыни. Поговаривали о полном озеленении песков, хотя ученые-экологи категорически возражали.