Екатерина Неволина - Два шага до рассвета

Наконец они обо всем договорились. Оказывается, я и Жюли просто поменяемся местами. Я выйду из дома, переодевшись в ее платье, и пройду на стоянку, где меня будет ждать Артур, пока она будет создавать видимость моего присутствия.

— И что же будет потом, когда обман раскроется? — спросила я этих великих стратегов.

Жюли беспечно пожала безупречными плечами:

— А ничего.

Артур взглянул на меня, а потом на нее.

— Полина права. Нужно найти другой способ. Они накажут тебя.

— Это отличный способ, — Жюли горячилась и говорила очень быстро, то и дело переходя на французский. — Это самый легкий способ, чтобы Полина смогла выбраться отсюда. А обо мне не беспокойтесь. Что они могут сделать? Только вот это, — она пренебрежительно кивнула в сторону страшного постамента, — но разве я не искала все это время смерти. Между прочим, прекрасный способ избавиться от проклятия.

— Мы не можем принять такую жертву, — твердо произнес Артур. — Если кто‑то и должен остаться здесь, то скорее я.

— Я без тебя никуда не пойду, и не надейся, — предупредила я. — А давайте убежим все втроем?

— Не обсуждается, — отрезала Жюли. — И вообще мы здесь уже слишком долго, как бы вас не потеряли. — Артур, — она обращалась уже только к нему, снова игнорируя меня, — пойми, это самый лучший способ спасти Полину. Речь идет не только о ней и о вашей любви, но и о большой войне, которую развяжут, если только их план с Полиной удастся. Не позволяй использовать свою любимую, словно какое‑то оружие! Пусть хотя бы вы будете счастливы.

Артур молчал, опустив голову.

— Полина, — обратилась Жюли ко мне, — я хочу, чтобы ты выбралась отсюда. Пожалуйста, будьте счастливы. За себя и… за меня с Сергеем. Поставьте за нас свечку в церкви. Знаешь, девочкой я любила приходить в церковь. У меня было белое кружевное платье, все в оборочках и бантах. Такое милое. Я ходила в нем на службы. А теперь я проклята, я уже хотела войти в храм и позволить божественному огню сжечь меня, но не могу: вдруг там будут дети, и это их испугает.

Пока она говорила, у меня на глаза наворачивались слезы.

— Ты же помолишься за нас? — Жюли требовательно заглянула мне в лицо.

— Да, — я кивнула, и она обрадовалась так сильно, что у меня в глазах снова предательски защипало.

— Пойдем, решим все завтра, — сказал Артур, взглянув на часы.

— Пойдем, — согласилась Жюли, — я достану парик для себя и для Полины. Она хорошо говорит по‑французски и вполне сможет выдать себя за меня.

Они отправили меня в мою комнату и велели лечь спать, чтобы набраться сил перед завтрашним испытанием.

Я лежала на кровати без сна, думая о том, что же будет завтра. Похоже, проклята вовсе не Жюли. Проклята я. Из‑за меня погибли Джим и Натали, а Виола стала вампиром. Друзья и близкие люди уходили из моей жизни. Сначала настоящие родители, я даже не помнила их, лишь видела во сне… Затем — Джим, верный друг, отдавший за меня свою жизнь. Потом те, кто вырастили и воспитали меня, затем Вика и Димка… Неужели я приношу несчастья? Неужели моя судьба — одиночество? И именно сейчас, когда я встретила самого лучшего в мире парня и только начала мечтать о счастье!

Я прижала к себе смешного плюшевого зайца и вдохнула шедший от него запах пыли и каких‑то легких сладковато‑горьких духов. Неужели я брошу здесь и этого друга, как в том стихотворении про войну, когда спасающие свои жизни немцы оставили в штабной машине куклу.

Неужели я такая же, как они, и тоже легко могу бросить и предать своих друзей? А затем — спокойно жить, зная, что обрекла их на смерть?…

Надо обязательно что‑то придумать. Я придумаю что‑нибудь…

Было тихо. Такая тишина всегда царила в этом доме. Густая, липкая, ощущаемая почти физически. Мне казалось, что, если бы даже в комнате было окно, я все равно не смогла бы увидеть ни звезд, ни солнца…

Я шла по коридору, прижимая к себе Морковкина. Коридор был узким и бесконечно длинным. Наверное, мы продвигались по нему уже не менее часа. Темно‑серые стены, голый бетонный пол, высокий потолок, смутно белеющий высоко над головой… Кто‑то говорил, что идти легко — надо просто попеременно переставлять ноги: правая‑левая, правая‑левая. Но мне казалось, что я пробираюсь сквозь густой тягучий туман, каждый шаг давался с трудом, будто на ноги навесили пудовые гири.

Звук моих шагов эхом отдавался от стен, и иногда мне вдруг казалось, что за нами кто‑то идет. И тогда сердце панически колотилось в груди, я оглядывалась — никого — и с облегчением переводила дыхание.

— Не бойся, Морковкин, все будет хорошо, — успокаивала я плюшевого зайца, глядящего на меня добрыми доверчивыми глазами.

Мы шли и шли, и, наконец, вдали показался светлый прямоугольник. Выход!

Я бросилась вперед, а за спиной — или это только мне показалось? — хрипло засмеялись.

Коридор закончился неожиданно. Так, как порой заканчиваются кошмары. Буквально шаг — и я очутилась в комнате, освещенной неярким, будто пыльным светом. Посреди комнаты находился постамент, задрапированный черным бархатом — совсем как тот, который я видела в комнате казней.

На противоположном конце помещения виднелась дверь, и я почему‑то была абсолютно уверена, что она ведет наружу, на свободу.

Стараясь не приближаться к постаменту, я обошла его по большой дуге. Вот и дверь. Только бы выбраться! Только бы спастись!

— Не бойся, Морковкин, — прошептала я, потому что сама ужасно боялась.

Массивная бронзовая ручка в виде головы оскалившегося льва неприятно холодила пальцы. Я повернула ее, толкнула дверь — и ничего…

Единственная дверь, ведущая наружу, мой последний шанс на спасение, была заперта.

Я крутила ручку, колотила в дверь кулаками — ничего не помогало. Теперь я ясно слышала, как из темного коридора кто‑то мерзко хихикал.

Страх колотился в висках, заполнял мое тело без остатка.

В поисках выхода я огляделась и вдруг заметила, что покров на пьедестале отдернут. Под ним находилась огромная черная плита, к которой была привязана хрупкая бледная женщина. Жюли.

— Полина! — позвала она, и я приблизилась к камню, не в силах отвести от нее взгляд. — Убей меня, Полина, и ты получишь свободу. А еще — силу. Твоя сила ждет тебя — нужно только перерезать мне горло.

Она жутко улыбнулась.

— Нет! — крикнула я, отступая на шаг. — Я не могу! Я не хочу! Мне не нужно!

— Вспомни, Полина, как это приятно, когда сила вливается в тебя. Просто впусти ее! Позволь ей вырваться наружу!

Я почувствовала покалывание в кончиках пальцев. Почему бы и вправду не впустить в себя силу? Тогда мне уже не придется бояться — пусть это они, те, кто преследуют меня в темноте, боятся меня.