Мелисса Марр - Коварная красота

Стражники не приближались к ним, но должны были страдать куда сильней. Кинан знаком велел им отойти еще дальше.

— Дония... — Он хотел взять ее за руку, но вовремя остановился. Его прикосновение было для нее страшней железа. Поэтому он уперся ладонями в стену, разрисованную граффити, по обе стороны от нее, чтобы не могла сбежать. — Зачем ты сюда идешь?

— Напомнить себе о том, что потеряла. — Она открыла глаза, встретилась с ним взглядом. — Напомнить себе, что тебе нельзя верить.

Невыносимо. Этот обвиняющий взгляд, этот спор, которому нет конца.

Он поморщился.

— Я не лгал тебе.

— Но и правды не говорил.

Она снова закрыла глаза. Некоторое время оба молчали. В крохотном пространстве между ними смешивались два дыхания — ее леденящее, его обжигающее, — паром вздымаясь к небесам.

— Уйди, Кинан, — сказала она наконец. — Сегодня ты нравишься мне не больше, чем вчера, и позавчера, и...

Он перебил:

— А ты мне нравишься по-прежнему. Вот ведь беда... Я по-прежнему по тебе скучаю. Мы оба одиноки, Дон. — Он понизил голос, стараясь скрыть, как сильно это его терзает. — И мне тебя недостает.

Она не ответила. Даже глаз не открыла.

Ее любовь умерла, подумал Кинан. Много лет назад. Все могло быть иначе, но... Он покачал головой. Дония оказалась не той. И никогда не будет ему принадлежать. Нужно думать об Айслинн, которую еще предстоит завоевать, а не о девушке, которую он любил и потерял.

Он вздохнул.

— Может, скажешь все-таки, чего хотела Бейра?

Дония, не открывая глаз, приблизила к нему лицо, и его губ коснулось холодное дыхание.

— Того же, что и ты: чтобы я повиновалась.

Он отступил на несколько шагов.

— Проклятье. Дония, я вовсе не...

— Довольно. Уймись. — Она оттолкнулась от стены, выпрямилась. — Бейра хотела, чтобы я убедила Айслинн не доверять тебе. Так, небольшой профилактический разговор на случай, если я забыла свои обязанности.

И все-таки она что-то скрывала. По столь мелкому поводу Бейра не пришла бы к ней. Рябинник Эван сказал Кинану, что Дония после ее ухода выглядела напуганной.

Но что ее испугало, она не скажет, потому что не доверяет ему. Да и есть ли у нее причины доверять?

— Пожалуйста, — ее голос дрогнул, — не сейчас! Оставь меня сегодня в покое.

И Дония зашагала к станции, превозмогая боль от близости железа. Он не мог ее остановить и помочь ничем не мог. Просто смотрел вслед, пока она не свернула за ограду и не скрылась из глаз.

Ближе к ночи Дония успокоилась. Но пребывание на станции утомило ее так, что возле фонтана на Ивовой аллее, в квартале от дома Айслинн, она решила передохнуть. Саше сидеть не хотелось, и она отпустила его побегать.

Воды фонтана искрились под ярким светом фонарей, деревья отбрасывали лиловые тени. Какой-то старик играл неподалеку на саксофоне для собственного удовольствия. Дония выбрала скамейку в тени, вытянула ноги. Слушала саксофониста и вновь думала о своем.

Из разговоров с волшебным народом удалось понять лишь одно: говорить никто не желает. Ни зимние фэйри Бейры, ни темные Айриэла. Лишь некоторые признались, что заходить в парк сегодня их не тянуло. Нежелание отвечать само по себе было ответом: без приказа или попустительства Бейры дело не обошлось.

Похоже, Бейра считала новую девушку особенной.

Саксофонист доиграл мелодию и завел другую, печальную. Дония села поудобнее, расслабилась, наслаждаясь одиночеством и лелея мимолетную иллюзию принадлежности к человеческому роду. Никогда ей уже не стать человеком. Никогда не вернуться в этот мир. Когда Дония думала о том, чем поступилась ради Кинана, она до сих пор испытывала боль. Когда посох возьмет следующая девушка, она так и останется фэйри — но без вассальной верности одному из волшебных дворов, без всякой ответственности, свободной от всех и вся.

А ей хотелось... принадлежать кому-то. Прежде она считала, что принадлежит Кинану. Однажды Кинан сводил ее на концерт своих друзей — она еще не знала, кто он такой. Даже купил ей платье, короткое, украшенное бисерными подвесками, раскачивавшимися во время танца. Как же она танцевала в тот вечер!

Музыка была потрясающая — ничего подобного ей слышать прежде не приходилось. Трое высоких худых парней играли на духовых, сливаясь с ними в экстазе; девушка негромко пела, голосом и телом обещая слушателям всю себя. Четвертый музыкант, неказистый толстячок, ласкал клавиши фортепиано, словно женщину. Как они играли, эти боги! Инструменты казались живыми в их руках, музыка — голосом самой страсти. Прекрасней не было ничего на свете. Ничего, кроме танцев с Кинаном. Не было и не будет...

Пытаясь справиться с тоской, Дония закрыла глаза, прислушалась к звукам саксофона. Игра старика ни в какое сравнение не шла с тем, что ей сейчас вспомнилось. Но эта игра была благословенно... человеческой. Без колдовства и лжи, вплетенных в музыку. Несовершенная, она была гораздо милее той.

Дония даже засмеялась. Бред какой-то — каждый день к ее услугам самые чудесные исполнители на свете, голоса невероятной чистоты, а ей нравится какой-то старик, играющий на улице.

И тут рядом послышался тихий и неуверенный голосок Айслинн:

— Дония?

— Да. Привет.

Девушка насторожена, подумалось ей. Куда больше, чем она сама в те времена, когда с ней играли зимняя дева и король Лета. Игра не на равных. Помощь Айслинн не помешала бы, особенно если она и впрямь та, кого ищет Кинан.

— Мы проходили мимо, увидели тебя. Саши нет, и я подумала... — Голосок дрогнул. — Он не потерялся?

— Нет, все в порядке. Садитесь.

Не открывая глаз, она повернула к ним голову, улыбнулась. Смертный юноша, стоявший рядом с Айслинн, прикрывал ее собою и молчал, но Дония слышала стук его сердца.

— Да мы не... — начала Айслинн.

— Не уходите. Посидите со мной. Мне сегодня тоже досталось.

Это была правда. Ей всегда становилось плохо после встреч с Кинаном, после всех этих пустых слов, отговорок, напоминаний о том, что потеряно навеки. Зимой он не имел возможности ее тревожить, но с весны до поздней осени постоянно маячил перед глазами, пытая ее своим присутствием. Не в его лживых обещаниях было дело; не в том, что он лишил ее смертной природы. Но пока ему не поверит новая девушка, Дония обречена наблюдать, как он влюбляет в себя новых претенденток, и знать, что те из них, которые отвергнут холод, разделят с ним постель.

Все они пугались, все отказывались поднимать посох. И все становились летними девами.

Дония любила его так сильно, что согласилась рискнуть. Они — нет. И они оставались с ним.

— Эш...

Смертный по имени Сет показал на компанию таких же изукрашенных пирсингом молодых людей. Те махали им, подзывая.

— Я постою тут, — сказала Айслинн, нерешительно улыбнувшись. Обхватила себя руками за плечи.