Надежда Башлакова - Мифическая Средневековия

А с экрана телевизора, тем временем, слетали простые незамысловатые слова:

— Я не помню, кто я и как меня зовут. Но почему-то мне знакомо и близко имя Иван, быть может, меня так зовут. Я разбираюсь в компьютерах, поэтому врачи предполагают что я, возможно, с ними работал. Может быть, у меня есть семья или кто-то меня знает, откликнитесь, пожалуйста. Я очень жду, хочу узнать свою историю и больше не быть одиноким.

Старичок сильнее прижал к себе свою старушку, он был безумно рад, что нашёл её, и стариться им придётся и дальше вместе, как и раньше, доживая свои дни в мире и спокойствие.

Это не деревня. Там ложатся рано, чтобы с первыми петухами встречать восходящий день. Но вот и в городе тоже окна потихоньку потухают, одно за другим. Люди ложатся спать, чтобы завтра с утра начать свой тусклый обыденный день. В мире царит лишь суета сует.

Они живут…. Они живут и даже не подозревают, что вокруг них существует великое множество параллелей, миров со своими проблемами и благими делами. И быть может кто-то, в этот самым момент, вносит свою скромную лепту в благосостояние всего живого, ради мира во всём мире.

И лишь одиноко горящее окно….

ПРОШЛО ДВА ГОДА.

— Энгельс. — Тот от неожиданности даже подпрыгнул. Не удивительно, после стольких лет разлуки и одиночества ещё раз услышать такой родной любимый голос.

— Даяна? — Человек-оборотень в нерешительности отступил назад, и посмотрел по сторонам.

— Не пугайся и не ищи Сэргарда, он позвал тебя по моей просьбе. — Ответил спокойный голос, Даяна выступила из темноты вперёд.

Прекрасная серая волчица, в мгновение ока обернувшаяся человеком.

— Где ты его видела? — Спросил Энгельс, но это его вовсе не интересовало. Ему было как-то странно и чудно оказаться вот сейчас, спустя столько лет, с ней наедине, и говорить на такие не принуждённые темы.

— Я случайно встретила его через несколько месяцев после того, как я… как мы… как мы с тобой расстались и с тех пор мы поддерживаем с ним некоторую связь. Ведь мы с ним обои изгои. Я даже была у него на свадьбе. — Похвасталась она неожиданно. Даяна улыбнулась каким-то своим воспоминаниям. — Знаешь, его Катарина, действительно, славная девушка.

— Да, я знаю.

Они несколько минут стояли молча, в полной тишине. Не в силах разорвать тягостное и в тоже время столь сладостное молчание. Энгельс хотел спросить, почему она вызвала его сюда, но не решался. Даяна, конечно же, догадывалась об этом, но не знала с чего начать, не знала, как нарушить царивший сейчас между ними покой и безмятежность. Но, наконец, она не выдержала.

— Прости меня, Энгельс, — вдруг выпалила несчастная женщина и сделала шаг ему на встречу, — я думала, что любовь это сказка, но я была не права. Оказывается, любовь это жизнь со всеми выходящими отсюда последствиями, жизнь со своей семьёй.

Любовь это смех, но любовь это и слёзы, любовь это радость, но она же и горе. Любовь это всё то, что окружает нас во всех её проявлениях. Любовь это ты и девочки, Энгельс. Теперь я это понимаю. Я ошиблась, обласкала детское увлечение и приняла его за любовь, придумала себе не существующую мечту. — Она не знала, для кого всё это говорила, для него или для себя. Не знала, верит ли сама во всё вышесказанное, но ей ужасно хотелось, чтобы всё было именно так. Она была счастлива с Десхардом, очень счастлива, но дети и воспоминания об Энгельсе, никогда её полностью не отпускали. И тогда она решилась. Десхард расстроился, Десхард был не согласен, но он всё понял или просто принял очевидный факт. Ему ничего другого не оставалось, выбора ему никто не предоставил. И сейчас, говоря всё это, Даяна очень надеялась, что именно так всё оно и было, так всё и будет, так всё и есть на самом деле. Одно она знала точно, отчасти её слава действительно были правдой, ведь они шли из глубины её души, от самого чистого сердца. Она говорила то, что чувствовала, хотя возможно где-то и кривила душой. — Когда я потеряла вас, я поняла, что у меня в моей жалкой бесполезной жизни была только одна любовь — любовь к семье, к тебе и детям, и только одна мечта оставаться с вами до конца дней своих. Не знаю, говорил ли тебе Сэргард, хотя навряд ли, я его просила об обратном, но я со стороны наблюдала вашу жизнь, следила за тобой и за девочками. Да следила, как какой-то жалкий воришка, бессовестно выкрадывая частички вашей жизни. И сейчас я прошу, если в тебе осталась хоть капля… чувства ко мне, кроме ненависти и неприязни, прими меня обратно. Я….

— Где Десхард?

— Остался на границе. Я поняла, что не люблю его, по крайней мере, так, как тебя и детей. Не буду тебя обманывать чувство, конечно же, есть, прошлого не изменить. — Она опустила голову и печально покачала ею. — И всё же… я не могу больше жить без тебя и девочек. Я в любом случае вернусь к моему народу, пусть меня лучше убьют, но больше мне идти не куда. Здесь моя семья. — С неуверенным вызовом произнесла она.

Даяна с надеждой подняла на него глаза. И он вдруг совершенно неожиданно улыбнулся в ответ, покачал головой, и сам, не понимая самого себя, раскрыл ей навстречу объятия, в которые она, не раздумывая, мгновенно рухнула, рыдая и обнимая его обнаруженные крепкие плечи. Он понимал, что она чувствовала, или думал, что понимал.

— Может быть, я и старый дурак, но….

— Энгельс, может ты и дурак, но не такой уж старый, тебе нет и сорока, — сказала она с укором.

— … но я скучал по тебе, — продолжил он, улыбаясь.

— Но я боюсь только одного, — прошептала она сквозь слёзы, — что из-за меня могут начаться гонения тебя и девочек. Вас могут изгнать. И меня гложет вина и за это, ведь это я стану тому причиной.

Он снова улыбнулся и соскучившиеся по ней за время долгой разлуки руки, прошлись по любимому лицу, обнаружив вдруг свежий шрам на подбородке. Им ещё так много нового предстоит узнать друг о друге заново. Они прошлись по тонкой шее, по обнажённым плечам, по маленькому клочку материи — топу, носимому женщинами-оборотнями, едва прикрывающему грудь и остановились на нежной коже талии. Он наклонился к ней для поцелуя, и в самый последний момент, когда их губы уже были готовы слиться в поцелуе, прошептал:

— Справимся! Выдержим!

Леонард отложил в сторону тетрадь и ручку, захваченные им ещё из прошлой жизни. Вот он и написал свою первую книгу.

Он поднялся. Надо будет дать почитать её всем участникам описываемых событий, чтобы не исказить описанную действительность, ведь почти всё в ней было записано лишь по рассказам очевидцев, сам-то он появился здесь далеко не в самом начале данной истории. Да и Дарена уже несколько месяцев пытается добраться до его записей. Он её понимает, ей интересно. Что ж, в любом случае она окажется первой читательницей. Кто же ещё, как не она? Если конечно она уже не воспользовалась своей магией и не почерпнула все нужные ей знания из его головы. Нет, он должен выбросить эти мысли, ведь она обещала что будет, по возможности, не использовать магию в его кабинете, на что он обещал, по возможности, не распространять на неё свою науку. Хотя они оба прекрасно понимали, что грань между магией и наукой слишком тонка, чтобы порой разделять её, тем более в случае их союза.