Дженнифер Барнс - Стертая аура

Тьма, Оглядываюсь... ничего не видно, хотя вокруг явно творится что-то странное... очень странное... по спине бегут мурашки. Почему я ничего не вижу? Ослепшая, перепуганная — даже земля подо мной трясется от страха.

И вдруг все кругом заливает неестественно яркий свет, и ко мне движется неясная фигура, окруженная переливчатым сиянием. Я почему-то знаю, что это женщина. Она подходит ближе, сияние слепит уже привыкшие к темноте глаза, и я жмурюсь, хоть и рада в душе, что свет разогнал темноту.

Женщина дотрагивается до моих век холодными пальцами, и, когда я открываю глаза, прохлада не исчезает, А вот незнакомки и след простыл. За то ко мне возвращается зрение, и все-таки лучше б я оставалась слепой, ведь крутом стены цвета криков, застрявших в горле жертвы.

— А-а-а-а-а-г-г-г-г-г-к-к-к-х-х-х, — заорала я и закашлялась, подавившись вырвавшимися из горла дикими звуками.

Открыла глаза и подскочила в постели.

Погодите секунду. А почему в постели?

Я заморгала и огляделась. Помню, я была в школе, а сейчас-то где? Не дома, это точно — из моего окна всегда виден океан.

— Лисси, — позвал знакомый голос.

Я снова моргнула, с трудом разглядела бабушку и хриплым голосом спросила:

— Где я?

— В комнате, — по обыкновению кратко ответила бабушка, и я наконец-то сообразила, что лежу в своей новой спальне.

Я не узнала ее, потому что до сих пор не привыкла к новому дому. Моя комната осталась дома, в Калифорнии.

— Что со мной?

Я все никак не могла понять, что произошло, почему я чувствую себя так, будто по мне проехался товарный поезд.

Бабушка озабоченно поглядела на меня, потрогала мой лоб тыльной стороной ладони и покачала головой. Ладонь была такой же прохладной, как узел между Трейси и Тейтом там, в школе.

— Это ты расскажи мне, что с тобой, Лисси, солнце мое, — мягко попросила бабушка.

— Я была в комнате, — попыталась припомнить я. — В темной. Потом зажегся свет, потом вроде женщина, а потом кошмар какой-то.

— Нет, не сон, детка. А то, что случилась в школе.

Я непонимающе: глядела на нее.

— В смысле?

— Тебя вырвало, и ты упала в обморок. Нам позвонили, но мамы с папой дома не было, и за тобой приехала я. Ты на секунду пришла в себя и забормотала какой-то вздор. А потом снова потеряла сознание, вздрагивала, стонала.

Очень жизнерадостная картина...

— Как же ты затащила меня на третий этаж? — спросила я.

— Помогли, — кратко ответила бабушка, и мне расхотелось допытываться дальше.

Скорей всего, она, как обычно, приказала первому встречному взвалить меня на плечи. Какой позор! А еще позорней, что меня стошнило на глазах у всей школы.

— Соберись, светик мой ясный, — велела бабушка, обозвав меня очередным нелепым прозвищем. — И вспомни: отчего тебе стало плохо?

Я сосредоточилась, и в памяти стали всплывать обрывки случившегося. Связующие лучи, призрачная рука, ссора Трейси и Тейта. Что-то там еще было с Трейси... Не помню.

И тут дверь распахнулась, и в спальню влетели мама с папой.

— Ну как ты? — задохнувшись, спросила мама.

Папа напряженно застыл в дверях — губы сжаты, аура тревожно дрожит, мелкие волны бегут по ней, как рябь по воде.

Я осознала, что мама ждет ответа и шепнула:

— Ничего.

— Я тебя увидела, — дрожащим голосом объяснила мама. — Съеженную, дрожащую...

Когда она заговорила, золотисто-бежевый ореол, окружавший отца, озабоченно потянулся к ней. Связь между родителями оказалась очень прочной, толщиной с мой кулак, а сейчас, когда папе хотелось утешить маму, она увеличилась еще больше: золотисто-коричневый поток слился с зеленым, полыхнула на миг белая вспышка.

Мама вздохнула с облегчением, можно только гадать, как она справляется с теми тяжкими образами, что роятся в ее сознании.

— Погоди, Кэти, — попросила бабушка, хотя мама и так молчала. — Расскажи нам, Лисси, что стряслось?

Я задумалась. Мы с Одрой пошли убирать подносы, она повернулась — показать мне кого-то... учителя математики. Одно только воспоминание о его ауре огрело меня по голове, как мешок с кирпичами. Я икнула, пытаясь подавить тошноту.

— Говори! — потребовала бабушка. — Что ты видела?

Папа выскользнул из комнаты, как только понял, что сейчас речь пойдет о Взгляде, и по пути погладил меня касанием ауры.

— Ну? — как всегда односложно поторопила бабушка.

— Стертый... — вздрогнув, прошептала я.

Бабушка вытаращила глаза так, будто у меня выросло три головы, зато мама все поняла.

— Цвет без цвета, — расшифровала она. — Лисси выдумала его, когда была маленькой.

Она сказала это таким тоном, словно стертый — просто детская страшилка, вроде домового под кроватью.

— Не выдумала, а видела! — обиженно взвилась я.

Мама с бабушкой переглянулись.

— Ты уже много лет не вспоминала о стертом, — ласково напомнила мама. — С тех пор как перестала врываться в нашу спальню посреди ночи, потому что тебе приснился плохой сон, и начала сама гасить ночник по вечерам.

В ее голосе звучала твердая уверенность, что стертого пора похоронить вместе с другими детскими страхами.

— Я до сих пор его вижу, просто не очень часто, — попыталась убедить их я. — А не рассказывала, потому что не люблю об этом говорить. И сегодня видела, — Мой голос снизился до шепота. — И не пятно или струю, как раньше, хотя они тоже ужасны, а... — Я осеклась, но сумела взять себя в руки. — А целую ауру.

Я снова подавила тошноту и попыталась справиться с шумом в ушах.

Для людей, наделенных своими собственными Взглядами, мама с бабушкой вели себя довольно странно — будто я все выдумала. Наверное, если бы я назвала стертого как-то по-другому, более серьезно, они бы мне поверили, но когда я впервые встретила его, мне было всего-навсего три, и, увидев полосу отвратительного цвета, я просто-напросто разревелась у мамы на руках. Мне было не до того, чтобы выдумывать подходящие названия.

В комнату торопливо вошел дядя.

— Надо было сразу меня позвать, — недовольно выговорил он бабушке, как будто это она была ему ребенком, а не наоборот. — Мне позвонила школьная медсестра и сказала, что ты привезешь Лисси в больницу, а вы так и не явились. Родная племянница падает в обморок неизвестно отчего, а я узнаю об этом последним, да еще от чужих людей!

Он не кричал — дядя Кори не умеет кричать, — но я видела, как недовольно прижалась к телу его аура. Дядя сел у кровати и пощупал мой лоб.

— Небольшая температура, — пробормотал он, в его руках, как по волшебству, возник градусник, который тут же оказался у меня во рту. Я удивилась, почему дядя не пользуется ушным термометром, но тут же вспомнила, что мы в Оклахоме.

— Не выдумывай глупостей, детка, — хмыкнула бабушка. — Этот градусник просто удобней носить с собой.