Юлия Колесникова - Солнце бессонных

— Я вызвался сидеть с тобой, думаю, Самюель уже тогда догадывалась о том, что я чувствую к тебе. И без их вездесущего вмешательства я мог наконец-то побыть с тобой, наедине. Тогда я впервые увидел, как ты красива, — он лукаво посмотрел на меня, и я не могла понять его веселости. — Просто ты молчала, и без твоего мрачного юмора я, смог увидеть всю тебя.

Я неуверенно усмехнулась, не зная радоваться этим его словам или нет. Наши глаза на миг пересеклись, и я перестала дышать. Не знаю, возможно, шутку со мной сыграло воображение, но я была уверена, что Калеб смотрел на меня… с любовью.

— Я должен кое в чем сознаться. — Калеб посмотрел на меня с осторожностью.

— В чем-то плохом?

— Ты сама мне скажешь.

— И в чем же?

— Пока ты болела, я часто смотрел твое прошлое. Многое о Фионе, твоих родителях, твоих прошлых увлечениях, и все же мне открылось очень мало…

Я замерла. Почти перестала дышать, когда вопрос вырвался сам собой:

— Та ночь…?

Я не смогла договорить, но Калеб понял меня.

— О ней почти ничего нет. Ты блокируешь воспоминания о той ночи.

Мое сердце забилось ровней, понемногу напряжения начало отступать. Мне не хотелось, чтобы ночь изнасилования видел кто-нибудь еще кроме меня, а особенно Калеб.

— Что еще ты видел в моем прошлом? — я не хотела, и все же решилась спросить. Меня пугало, что Калеб увидит все мои мысли и глупые мечты.

— Слишком мало, чтобы удовлетворить мое любопытство.

Калеб улыбнулся так простодушно, без тени своего постоянного превосходства, и мне пришлось ущипнуть себя, чтобы не потянуться к нему.

— Пара пропавших дисков это твоя работа? — внезапно догадалась я.

Калеб смущенно отвернулся, видимо, пытаясь скрыть улыбку.

— На них было написано «Любимые песни». Я хотел знать, что нравиться тебе в музыке больше всего. К тому же я вернул их на место.

Я не стала говорить ему, что так и не нашла их, потому что пришлось бы признаться, как давно я не убиралась в комнате. Не хотелось бы, чтобы он считал меня грязнулей. И все же промолчать было выше моего эго.

— Вот так и воры говорят, что просто одолжили.

Калеб громко рассмеялся к моему неудовольствию.

— Ты вся в этих словах, — покачал головой Калеб. Я же в отчаянии проклинала свой глупый язык. Может в этом причина, почему мы не можем быть вместе?

— Мне все же нравиться твой характер. Наверное, именно он заставил меня обратить на тебя внимание. Знала бы ты, как я бывал зол на Еву, когда она понимающе перехватывала мои взгляды, устремленные на тебя. Кажется, она догадалась о чувствах к тебе раньше меня самого.

Да уж, я-то его понимаю лучше, чем кто-либо другой. Ева слишком уж многое замечала, а вот ее чувства почти всегда оставались тайной.

— Ева думала, что это я виновата в твоем поспешном отъезде в понедельник с утра, — заметила я, пытаясь не смотреть на него так откровенно. В пустом доме, только мы одни, и осознание этого возвращало меня к ночи в лесу. Все о чем я могла сейчас мечтать, это повторение того, что было между нами. Я хотела бы снова сделать шаг первой, и не могла, потому что пока что не знала, для чего выслушиваю его. Возможно, весь разговор сводиться к тому, чтобы нам остаться друзьями, потому что я его больше не интересую. А может после сегодняшнего нам уже не быть друзьями.

Сердце болезненно сжималось, и тоска поднималась изнутри, при этой мысли, но я была просто обязана подавить зачатки истерики. Ни к чему доброму она не приведет.

— Я знаю. Ты даже не можешь представить, что я испытал, когда она сказала мне это…

— Отчего же, вполне могу, — сухо сказала я. Еще как могу, добавила про себя. Тебя всего лишь съедает эгоизм, меня же любовь. Но сказать ему об этом не могла.

Калеб с большим раскаянием, чем могла себе представить я, отозвался на мои слова.

— Ночью в понедельник, я так и не решился прийти к вам, когда ты вернулась домой. Слонялся вокруг вашего дома, надеясь узнать хоть что-нибудь. Думал, может, ты захочешь поговорить с Самюель обо мне, и тогда я бы знал, стоит ли мне еще о чем-то надеяться. Но нет, ты, ни словом не обмолвилась, и я решил больше не приходить, дать тебе время, чтобы мне этого не стоило. В среду я собирался сдаться, и прийти к тебе с покаянием…

— Но почему ты вообще уехал? — не выдержала я. Я резко села на кровати, совершенно уже вымотанная его исповедью. Конечно же, я хотела знать все то, что он мне рассказывал, только именно этот вопрос был сейчас самым важным.

Калеб тяжело вздохнул, и теперь, стоя с тяжелым взглядом, не смея посмотреть на меня, он показался мне таким чужим. Я вдруг поняла, не просто поняла, а наконец-то поверила, что больше никогда мне не видеть того Калеба, что целовал меня и бережно сжимал в своих руках. Вот что такое настоящая боль. Именно боль, а не разочарование, чувство обреченности. Разве знала я о ней раньше?

— Тогда ночью, пока ты спала, я о многом думал.

Лицо Калеба стал решительным и напряженным. Самое мое не любимое выражение его лица — чужой, и отстраненный. Он не думал, поняла я, он решал.

— Ты была для меня так драгоценна, хрупка, чтобы навязывать тебе себя. Ты ведь не понимаешь, но проблема твоей человечности давит на меня. Впервые я не могу поддаться своему эгоизму и оставить тебя себе. Ты мне нужна. Но я тебе не нужен, у тебя все еще впереди. Ты должна это понимать.

Он говорил это глухим потерянным голосом, словно внезапно передо мной вместо Калеба оказался старик.

— Так ли я драгоценна, как говоришь об этом ты. Совсем скоро, через несколько лет, я перестану быть человеком! — страстно возразила ему я.

Калеб улыбнулся слишком горькой улыбкой, так напоминающей старых людей, видевших очень много на своем веку, чтобы я могла почувствовать себя не оскорбленной.

— Ты не понимаешь, о чем говоришь, — отозвался тихо он. Его слова прозвучали угрожающе. Глаза засветились, и немного потемнели. Румянец, выступивший на скулах, не заставил меня отвлечься от нашего разговора, но я не могла не заметить, как он красив, когда зол. Пусть даже на меня.

— Боюсь это не тебе решать, — угрюмо выпятила подбородок я. — Я приняла это решение задолго до тебя.

— Знаю, я видел через твои воспоминания.

Калеб злился, понимая, что я не собираюсь слушать его предостережения. Да только ему-то что? Если наш разговор пойдет и дальше в таком русле, Калеба не будет в моем ближайшем будущем. Не будет! Я понимала это по его решительности. Он смотрел на меня со смешанными чувствами на лице, но какими именно я не могла понять. Выражение лица сменялось так быстро, что заметить что-либо кроме злости было сложно.

— Ты должна понять, что всего за несколько лет, с тобой может произойти так много событий, из-за которых ты откажешься от своих мыслей и планов.