Шеррилин Кеньон - Воин из снов

— Успокойся, — прошептала она, пытаясь вспомнить все, что знала об Асмодее. Но на ум ничего не приходило. Говорили, что это болото осталось после сотворения мира. Опасаясь, что оно может испортить красоту остальной вселенной, Источник поместил его в самую глубокую часть земли, чтобы больше никогда не видеть.

Когда Нуар и его сестры пришли к власти, они осквернили эту чистоту и устроили здесь свою резиденцию. Говорили, что стены их дворца красные от крови жертв, которых они замучили.

Она посмотрела на темно-красную краску. Нет, это не высохшая кровь. То оказалась просто история, предназначенная пугать.

И она отлично работает.

Прекрати! Она способна здраво мыслить и не даст разрастись панике, пусть даже по ее спине ползет озноб. Хотя комната была большой и обставлена красивой мебелью с замысловатой резьбой, тяжелая атмосфера делала ее неуютной. По правде говоря, этому месту она предпочла бы дыру, в которой Джерико жил на земле. По крайней мере, та халупа не была чужеродной и такой холодной. Дельфина постоянно ожидала, что из стен кто-то выпрыгнет и схватит ее.

Нервничая и чувствуя себя не в своей тарелке, она подошла к зеркалу и попыталась сломать свой ошейник, хотя знала, что это всего лишь пустая трата времени. Но все же лучше, чем совсем ничего не предпринимать. Сдаваться она не привыкла.

Однако, спустя несколько минут ее разочарование возросло. Она дергала за ошейник, пока не появился синяк.

Все, хватит.

— Где ты, Джерико? — И что важнее, чем он занимается?

Джерико остановился перед дверью, ведущей в помещение, куда Азура перенесла его в самый первый раз. Она называла это место их залом войны, что было понятно. Стоя там, он вдруг почувствовал острую боль в груди. Стало ужасно тяжело дышать. И думать.

В его голове вспыхнули образы. Живо и ярко он увидел себя в людском мире. Ощутил голод и боль.

Спорим, теперь ты пожалел, что пошел наперекор Зевсу, а?

Имени Долофоноса, который убил его в тот раз, он не знал, но если бы когда-нибудь нашел ублюдка, то искупался бы в его крови.

Он сжал рукоять меча, умирая от желания испробовать его на ком-нибудь из тех, кто осмелился разозлить его. И опять удивился исходящему от клинка теплу. Меч и вправду был словно живой, и Джерико знал, что это оружие предназначено для убийства.

Почему Азура сделала ему столь ценный подарок? Создания, подобные ей и Нуару, не были глупы. Они затевали нечто большее, чем просто сделать его воином. В глубине души он чувствовал это.

Но чего конкретно они добивались? И почему именно он был столь важен для них?

Желая выяснить, Джерико распахнул дверь. Азура была одна.

Повернувшись к нему, она изогнула бровь:

— Что-нибудь случилось?

— Где Нуар?

Она поцокала языком:

— Мы не должны отвечать тебе, дорогой. Ты сражаешься за нас и это все, что от тебя требуется. Никогда не забывай своего места.

Эти слова не прибавили ему настроения. Он едва удержался, чтобы не сказать, куда она может отправляться.

Выражение ее лица смягчилось, когда она подбородком указала ему на дверь:

— А теперь почему бы тебе не развлечься со своей новой игрушкой?

Ее тон и отношение не понравились ему, но он не собирался показывать ей этого… пока что. Сначала нужно кое-что разузнать.

— Я хочу увидеть доставленных сюда Онероев.

Она недовольно нахмурилась:

— Зачем?

Ее постоянные вопросы начинали его бесить:

— С большинством из них у меня свои счеты.

— Не беспокойся. Их существование жалко в достаточной для тебя мере. Уверяю, их нынешние условия могли бы тебя впечатлить.

От ее постоянного отказа его подозрения резко усилились:

— Ты хочешь сказать мне, что я тоже пленник?

— Этого я не говорила. Но ты должен понимать, что мы также не уверены в твоей лояльности к нам, как и ты в нашей к тебе. В настоящее время у нас с тобой непрочный альянс, который еще нужно проверить.

— И все же вы дали мне редкий меч?

— Знак доверия и надежды на наше совместное будущее.

В этом сценарии что-то было не так. Об этом кричали его все инстинкты. Меч содержал в себе что-то большее. То, о чем она ему не рассказала.

— Почему?

— Я говорила тебе. Мы хотим, чтобы ты был на нашей стороне. Пока ты с нами, все твои желания будут исполняться.

Но если он расстроит их, они заставят его заплатить за это. Невысказанная угроза тяжело повисла в воздухе, и совсем ему не понравилась. Он выбрал кривую дорожку.

Но так как она обещала исполнить все его желания…

— Я желаю видеть Онероев.

Она засмеялась.

— Настойчивый малыш. Со временем мы откроемся тебе. Тогда ты сможешь делать все, что захочешь. А пока — нет. Теперь возвращайся к своей игрушке. Или, если предпочитаешь, я могу вернуть тебя в гараж и снова забрать твои силы.

Испытывая искушения сказать ей, чтобы она затолкала все это себе в задницу, он ушел, хотя ему и хотелось наброситься на нее за подобный снисходительный тон.

Это было бы самоубийством.

Успокойся и наберись терпения. Нападай только когда сила на твоей стороне. Он наизусть знал кодекс воина.

Однако не мог избавиться от страха внутри. Здесь происходит что-то очень неправильное. Только он не знал, что именно.

Выбитый из колеи и подавленный, он вернулся в свою комнату. Дельфина была одета в джинсы и розовый топ, которые он для нее оставил. Она также закуталась в его плащ, укрывшись им, словно щитом, и даже не догадывалась, что плащ именно им и являлся. Ничто не было способно проникнуть сквозь него.

Она сидела на кровати и нервно смотрела на дверь, словно ждала, что кто-нибудь войдет и накинется на нее. Учитывая, где они находились, это не казалось таким уж невероятным.

На полпути к кровати он вдруг остановился, не зная, что ей сказать. Он никогда не участвовал в пустой болтовне, даже когда жил на Олимпе.

Дьявол, за последние столетия он вообще почти ни с кем не разговаривал.

Тем более, с привлекательной женщиной. Его член затвердел всего лишь от взгляда на нее. Одним из оскорбительных наказаний Зевса было заставить его желать женщину при встрече с ней, но в ту минуту, когда они оставались наедине, его тело становилось мягким. Неудовлетворенное сексуальное желание и невозможность получить его сводили Джерико с ума. Он не мог даже помочь себе сам.

Одного этого было уже достаточно, чтобы он начал жаждать сдавить глотку Олимпийскому богу.

Так что он научился даже не думать об этом и держаться подальше от женщины и ее запаха, чтобы не причинять себе еще большей, чем уже есть, боли. Но, по правде говоря, ему не хватало прикосновений и объятий. Не хватало мягкой обнаженной женщины в его руках.

Она сидела там, такая милая. Такая соблазнительная.