Линн Керланд - И жених надел фату

— Слишком много телевидения, — упрекнула она, игнорируя раскатистое «r».

— Мы должны как-нибудь повторить это снова. И в следующий раз за эту привилегию плачу я.

Я лучше отправлюсь на корабле , чуть не сказала она, но потом поняла, что почти половина пассажиров произнесла слова благодарности . И Джейн не оставалось иного выбора, кроме как последовать их примеру.

— Конечно, — громко проговорила она, — только в следующий раз полетим первым классом.

— Первый класс?

— Больше сиденья. Лучше еда.

Поскольку именно на это он жаловался во время полета, то Йен просто кивнул в знак согласия. Но Джейн не позволяла себе думать об этом, так как ее шансы вновь отправиться в путешествие с Йеном были практически равны нулю. Он найдет своего кузена и весело продолжит жить дальше, в то время как она будет вынуждена вернуться в Штаты к своей бессмысленной жизни. Может ей даже придется умолять мисс Уизерспун, чтобы та взяла ее обратно.

Девушка почти убедила себя в этом, когда поняла, что об этом не может быть и речи. Она провела половину ночи, нежно перебирая мотки яркой шерсти и мечтая о том, что может с ними сделать. Она могла бы заняться вязанием и заработать этим себе на жизнь. Или, используя эти цвета в качестве примера, можно было бы красить ткань и создавать свою собственную одежду. Как бы то ни было, именно этим она и займется, прежде чем деньги за аренду квартиры и питание встанут у нее на пути.

Джейн и дальше бы размышляла на эту тему, если бы внезапно не оказалась перед арендованной машиной и не поняла, что со стороны водителя нет никакого руля, хотя ему полагалось там быть. Она взглянула на Йена, но он был слишком занят, всматриваясь в наружные зеркала, и не подавал никаких признаков, что заметил необычное расположение руля.

— Ну, здесь вряд ли получится, — заметила она, обходя автомобиль и садясь за руль. Джейн опустила солнечный козырек и была поприветствована жирными буквами, напоминающими ей «Ехать по левой стороне». — Что ж, в чужой монастырь [29]…, — сказала она, ожидая, когда Йен усядется на пассажирское сиденье, прежде чем включить зажигание. Девушка посмотрела на него. — Вам что-нибудь известно о левостороннем движении?

Он тупо посмотрел на нее.

— Мы привыкли позволять нашим лошадям идти там, где им нравится.

— Этого-то я и боялась.

Последующие три дня прошли в непрерывной и беспрестанной попытке запомнить, с какой стороны руля включаются поворотники, не затрачивая лишнего времени на ненужное включение стеклоочистителей. К тому времени, когда они достигли Инвернесса [30], Йен совершенно освоился с работой панели управления и пришел к выводу, что звук волынок намного предпочтительнее, чем Топ-40 [31]по радио. У него, казалось, не было никаких проблем в понимании неразборчивых новостей, которые она совершенно не могла разобрать. Хотя он подолгу ворчал, словно не мог поверить тому, что слышал.

Они покинули Инвернесс и отправились на север. Джейн делала все, что было в ее силах, следуя по дорогам к обозначенной Йеном цели. Но когда они достигли дороги, которая постоянно сужалась и катилась под уклон, она поняла — они безнадежно заблудились. Она остановилась в небольшом городке, нашла мини-гостиницу, что было нетрудно, поскольку городок действительно был маленьким, и припарковалась возле нее.

— Довольно, — промолвила она, останавливая машину и кладя голову на руль. — Сегодня я уже не могу вести машину.

— Я могу.

Она повернула голову и посмотрела на него одним глазом. Блеск страстного желания был виден даже в сумерках.

— Ни за что, — ответила она, возвращаясь в прежнее положение. — Мы продолжим путь утром. А сейчас мне нужно поесть и немного поспать.

Она слышала, как Йен вышел из машины, затем почувствовала дуновение холодного ветра, когда он открыл дверь с ее стороны. Он отстегнул ее ремень безопасности, взял ее на руки и нежно вынес из машины. Не успела она опомниться, как оказалась в его теплых объятиях.

— Я слишком сильно давлю на вас, — промолвил он, пробегая своими руками по ее спине, — и прошу прощения за это. Просто я страстно желаю увидеть свой дом или то, что от него осталось.

И увидеть своего кузена, вне всякого сомнения. Хотя она не слышала, чтобы он говорил об этом с тех пор, как они покинули Штаты, но Джейн знала, что он беспокоится, что не сможет найти того, что ищет. Уже то, что она признавала, что он скучает по своей семье, с которой его разделяет несколько столетий, говорило, как сильно она устала.

— Да, все в порядке, — ответила, зевая, девушка. — Я понимаю ваше чувство. — Она бы вырвалась из его объятий, если бы это могло приблизить обед, но обнаружила, что просто не может двинуться. Это было очень странно, но впервые в жизни Джейн была довольна. Довольна, несмотря на слепящую головную боль от чересчур сильной сосредоточенности на дороге, от недостатка сна и от постоянных попыток не думать о том, что она будет делать, когда вернется в Штаты и столкнется с руинами того, во что превратилась ее жизнь.

— Еда, — объявил Йен, — затем кровать, если у них есть хоть одна. Я найду способ отработать наше проживание этим вечером. Не сомневаюсь, у них есть множество дел, которые нужно сделать. Возможно, дрова, которые нужно собрать для огня, или животные, за которыми нужно поухаживать.

От мысли об Йене, работающем бензопилой, у нее по спине пробежала дрожь. Она откинулась назад и посмотрела на него.

— Я могу заплатить.

— Нет, не можете.

— У меня еще достаточно денег на кредитной карточке.

Его губы сжались в тонкую линию.

— Мне это не нравится. Вы и так уже сделали больше, чем следовало бы.

— А если бы вы оказались в моей шкуре?

— То есть?

— Если бы я оказалась…, — ей потребовалось сделать глубокий вдох, чтобы не запинаясь произнести следующие слова, — …в четырнадцатом веке, чтобы вы сделали?

Он вздохнул.

— Дал бы вам пищу и кров, затем проводил домой.

— Тогда, в чем разница?

— Разница, сладкая Джейн, — сказал он, поглаживая ее волосы и улыбаясь ей сверху, — в том, что невозможность позаботится о таких потребностях, ранит мою мужскую честь.

Джейн ничего не знала о состоянии его мужской гордости, но совершенно точно знала состояние своих коленей, которые отказывались ее держать. Она всегда считала себя совершенно независимой и любой ценой избегала мысли о ком-либо, — члене семьи или мужчине, — занимающимся чем-то, что хотя бы отдаленно напоминало заботу о ней.

Но почему-то, стоя в шотландских сумерках в крохотном городке на берегу моря в оберегающих объятиях Йена Маклеода, мысль позволить кому-либо еще позаботиться о ней, для разнообразия, не была столь неприятной.