Лорен Кейт - Обреченные

— Не позволяй Стивену нарушить твои планы, — фыркнула та, — Мы просто обязаны продолжать работу с вестниками. Меня уже тошнит от всех этих ангелов, демонов и их погони за властью. «О-о-о, нам же виднее, ведь мы чистокровные, а ты всего лишь внебрачное дитя какого-то ангела, запавшего на смертную».

Люс рассмеялась, хотя и считала, что сегодняшняя краткая лекция Стивена о Платоне и выданное ей «Государство» мало общего имеют с погоней за властью. Разумеется, она не могла сказать этого Шелби — по крайней мере, не сейчас, когда та, сидя на соседней нижней койке, соскользнула на накатанные рельсы филиппики против Прибрежной школы.

— То есть я знаю, у тебя что-то там происходит с Дэниелом, — продолжала она, — но если серьезно, что хорошего сделал мне хоть один ангел?

Люс в ответ только пожала плечами.

— Я тебе скажу: ничего. Обрюхатил маму и бросил нас обеих еще до того, как я родилась. Воистину небесное поведение, — презрительно фыркнула Шелби, — А в чем самый прикол-то? Всю мою жизнь мама твердит, что мне следует быть благодарной. За что? За эти жидко разбавленные силы и огромный лоб, которые я унаследовала от папочки? Ну уж нет, спасибо, — буркнула она, мрачно пнув верхнюю койку. — Я бы что угодно отдала, только чтобы стать нормальной.

— Правда?

Люс всю неделю чувствовала себя ущербной в сравнении с одноклассниками-нефилимами. Она, конечно, знала, что в чужой тарелке еда всегда вкуснее, но в это просто не могла поверить. Какие же преимущества появятся у Шелби, если она утратит свои нефилимские силы?

— Погоди-ка, — попросила девочка, — дурацкий бывший парень. Он что…

Ее подруга отвела взгляд.

— Мы медитировали вместе, и, не знаю, каким-то образом посреди мантры я вдруг поднялась в воздух. Ничего особенного, я просто вроде как на пару дюймов оторвалась от пола. Но Фил этого так не оставил. Начал донимать меня насчет того, что еще я умею делать, и задавать все эти дикие вопросы.

— Это какие?

— Да уж точно и не помню, — откликнулась Шелби, — Что-то насчет тебя, на самом деле. Он хотел знать, не ты ли научила меня левитировать. Умеешь ли левитировать и ты тоже.

— Но почему я?

— Должно быть, очередная его извращенная фантазия на тему соседей по комнате. Как бы там ни было, ты бы видела выражение его лица в тот день. Как будто я какой-то цирковой уродец. Мне больше ничего не оставалось, кроме как порвать с ним.

— Это ужасно, — признала Люс, стиснув руку подруги, — Но больше похоже на его трудности, чем на твои. Знаю, остальные ребята в Прибрежной странно косятся на нефилимов, но я побывала уже в нескольких школах и начинаю подозревать, что большинство подростков просто от рождения такие косые. Кроме того, «нормальных» не бывает. Даже в этом самом Филе обязательно должно быть что-нибудь странное.

На самом деле у него что-то с глазами. Они были голубыми, но выцвели, почти побелели. Ему приходится носить цветные линзы, чтобы люди на него не таращились, — проговорила Шелби, склонив голову набок. — К тому же, сама понимаешь, этот третий сосок.

Она расхохоталась, вовсю раскрасневшись к тому времени, как Люс к ней присоединилась. Они досмеялись почти до слез, когда легкий стук в оконное стекло заставил обеих умолкнуть.

— Лучше бы это оказался не он, — заявила Шелби резко посерьезневшим голосом.

Она спрыгнула с кровати и распахнула окно, в спешке опрокинув горшок с юккой.

— Это к тебе, — едва ли не испуганно пробормотала она затем.

Люс очутилась у окна в мгновение ока, поскольку уже почувствовала его. Опершись ладонями о подоконник, она высунулась наружу, в свежесть ночного воздуха.

И оказалась лицом к лицу, губами к губам, с Дэниелом.

На кратчайший миг ей померещилось, что он смотрит мимо нее, в комнату, на Шелби, но тут он накрыл ее затылок нежными ладонями, притянул к себе и поцеловал так, что у нее перехватило дух. Копившееся целую неделю тепло омыло ее, и с губ готовы были сорваться извинения за резкие слова, сказанные той ночью на пляже.

— Привет, — прошептал он.

— Привет.

На Дэниеле были джинсы и белая футболка. Люс видела непослушный вихор в его волосах. Огромные жемчужно-белые крылья мягко взмахивали за его спиной, колыхая черноту ночи, маня ее к себе. Казалось, они всплескивали в небе почти в такт биению ее сердца. Девочке хотелось прикоснуться к ним, зарыться в них так же, как той ночью на пляже. Ее просто ошеломил вид того, как он парит за ее окном на третьем этаже.

Он взял Люс за руку и через подоконник выдернул в воздух, в свои объятия. Но тут же опустил на широкий плоский выступ под окном, которого она прежде не замечала.

Каждый раз, когда девочка бывала настолько счастлива, ей хотелось плакать.

— Тебе не положено здесь быть. Но я так рада, что ты пришел.

— Докажи, — улыбаясь, предложил Дэниел и вновь привлек ее к своей груди так, что его подбородок лег к ней на плечо.

Одной рукой он обнял ее за талию. Его крылья излучали тепло. Когда Люс глянула поверх его плеча, она увидела лишь белизну; весь мир был белым, мягко очерченным и сиял в лунном свете. А затем Дэниел взмахнул великолепными крыльями…

В животе у нее как будто что-то провалилось, и девочка подняла, что ее поднимает — нет, возносит прямо в небо. Выступ внизу все уменьшался, звезды в вышине разгорались ярче, а ветер пронизывал тело и трепал волосы.

Они воспаряли выше, в самую ночь, пока школа не сделалась лишь черным пятнышком на земле внизу. Пока океан не превратился в брошенное на землю серебристое покрывало. Пока они не пронзили пушистый слой облаков.

Люс не чувствовала ни холода, ни страха. Только свободу от всего, что отягощало ее внизу, на земле. Свободу от опасности, свободу от любой боли, какую она когда-либо испытывала. Свободу от земного притяжения. И невыразимую влюбленность. Губы Дэниела оставили цепочку поцелуев сбоку на ее шее. Он крепче обнял ее за талию и развернул лицом к себе. Девочка встала на его ступни, как тогда, на той вечеринке, когда они танцевали над океаном. Ветер стих; вокруг них в небе воцарились тишина и спокойствие. Единственными звуками оставались хлопанье крыльев, удерживающих их в воздухе, и стук ее собственного сердца.

— Подобные мгновения, — проговорил Дэниел, — окупают все, что нам пришлось вынести.

И поцеловал ее так, как никогда прежде не целовал. Долгим, нескончаемым поцелуем, который, казалось, навсегда заявил права на ее губы. Его ладони прослеживали очертания ее тела, поначалу легонько, а затем сильнее, восхищаясь его изгибами. Люс таяла в его руках, а он пробегал пальцами вдоль ее бедер, спины, плеч. Он завладел каждой ее частицей.

Девочка ощущала мышцы под его хлопковой рубашкой, его напряженные руки и шею, прогиб его поясницы. Она целовала его подбородок и губы. Здесь, в облаках, где глаза Дэниела сверкали ярче, чем любая виденная ею звезда, и было самое подходящее для нее место.