Лорен Кейт - Обреченные

Ее пальцы поднялись к горлу, туда, где его коснулся нож библиотекаря.

— Она сказала правду. Григори — это род. Если точнее, род, названный в мою честь. Потому что они наблюдают и изучают то, что случилось, когда… в те времена, когда мне все еще были рады на небесах. И когда ты была… ну, все это произошло очень давно, Люс. И мне трудно припомнить большую часть.

— Где? Где я была? — надавила она, — Я помню, как мисс София упоминала об ангелах, якшающихся со смертными женщинами. Это и произошло? Ты…

Он внимательно посмотрел на нее. Что-то в его лице изменилось, но в тусклом лунном свете Люс не могла разглядеть, что именно. Казалось, будто его захлестнуло облегчение оттого, что она догадалась сама и ему не придется произносить этого вслух.

— Самый первый раз, когда я тебя увидел, — продолжил Дэниел, — ничем не отличался от всех последующих наших встреч. Мир был моложе, но ты — точно такой же. Это была…

— Любовь с первого взгляда.

Уж это-то она знала.

Он кивнул.

— В точности как и всегда. Единственное отличие: в самом начале ты была для меня запретна. Меня покарали, и я пал ради тебя в худшее из возможных времен. Обстановка на небесах была очень напряженная. А поскольку я тот, кто… я есть… от меня ожидали, что я буду держаться от тебя подальше. Ты отвлекала меня. А предполагалось, что я сосредоточусь на победе в войне. В той же самой войне, что продолжается до сих пор, — со вздохом добавил он, — А на случай, если ты не заметила, я по-прежнему крайне отвлечен.

— Так ты был очень высокопоставленным ангелом, — пробормотала Люс.

— Безусловно. — Дэниел с несчастным видом умолк, а когда заговорил снова, то, казалось, выдавливал из себя слова: — Это было падение с одного из наивысших положений.

Конечно же. Он не мог не быть важен для небес, если вызвал такой серьезный раскол. Если его любовь к смертной оказалась настолько недопустимой.

— И ты от всего отказался? Ради меня?

Он подался к ней, уткнувшись лбом в ее лоб.

— Я бы и сейчас ничего не изменил.

— Но я была никем, — выговорила Люс, ощущая себя тяжелой, как будто тянула его вниз, — Тебе столь многое пришлось бросить! А теперь ты навеки проклят.

Ее слегка замутило.

Остановив машину, Дэниел печально улыбнулся.

— Возможно, что и не навеки.

— Что ты имеешь в виду?

— Пойдем, — предложил он, выпрыгнул из машины и, обогнув ее, открыл перед Люсдверцу. — Давай-ка прогуляемся.

Они неторопливо дошли до конца улицы, который оказался вовсе не тупиком, а выводил к крутой шаткой лесенке, спускающейся к воде. Воздух был прохладным и влажным от морских брызг. Слева от ступеней уходила прочь тропа. Дэниел взял девочку за руку и направился к краю обрыва.

— Куда мы идем? — спросила Люс.

Он улыбнулся ей, расправил плечи и развернул крылья.

Медленно они тянулись вверх и в стороны от его спины, раскрываясь с почти неслышимым мягким шуршанием и потрескиванием. Полностью расправившись, они тихонько, воздушно зашелестели, словно пуховое одеяло, наброшенное на кровать.

Впервые Люс обратила внимание на спину его футболки. Там обнаружились две крохотные, незаметные со стороны прорези, теперь расширившиеся, чтобы выпустить наружу крылья. Вся ли одежда Дэниела претерпела подобную ангельскую переделку? Или он имел несколько особенных вещей, которые надевал, когда собирался летать?

В любом случае, при виде его крыльев Люс неизменно теряла дар речи.

Они были огромными, поднимаясь втрое выше его роста, и изгибались к небу и в обе стороны, словно широкие белые паруса. Их поверхности отражали звездный свет и усиливали его, сияя переливчатым мерцанием. Ближе к телу они темнели, приобретая густой землисто-кремовый оттенок там, где сливались с мышцами плеч. Но вдоль фестончатых краев истончались и сверкали, становясь почти прозрачными у кончиков.

Люс восхищенно смотрела на них, пытаясь проследить очертания каждого блистательного пера и удержать их все в памяти, когда он уйдет. Он сиял так ярко, что солнце могло бы брать свет у него взаймы. Улыбка в его лиловых глазах рассказывала ей, как приятно ему расправить крылья. Столь же приятно, как бывало ей, когда они окутывали ее.

— Полетай со мной, — прошептал он.

— Что?

— Я некоторое время не смогу тебя видеть. И должен подарить тебе что-то на память.

Прежде чем Дэниел успел произнести что-то еще, Люс поцеловала его, в надежде тоже подарить ему что-нибудь на память, и переплела пальцы за его шеей, держась так крепко, как только могла.

Девочка прижалась спиной к его груди, а ангел склонился к ней поверх плеча, сбегая цепочкой поцелуев вниз по ее шее. В ожидании Люс затаила дыхание. Тогда Дэниел согнул колени и изящно оттолкнулся от кромки обрыва.

Они летели.

Прочь от каменистого берега, над грохочущими серебристыми волнами, по дуге, пересекающей небо, как если бы пытались воспарить к луне. Объятия Дэниела укрывали ее от резких порывов ветра и океанской прохлады. Ночь стояла совершенно тихая. Словно они остались единственными людьми во всем мире.

— Это небеса? — спросила она.

Дэниел рассмеялся.

— Хотелось бы. Может, когда-нибудь вскоре.

Когда они отлетели достаточно далеко и берега уже не различались, Дэниел плавно отклонился к северу, и они по широкой дуге обогнули Мендосино, тепло светящийся на горизонте. Они поднялись уже намного выше самого высокого здания в городе и двигались невероятно быстро. Но Люс никогда в жизни не ощущала себя в большей безопасности или более влюбленной.

А затем, слишком скоро, они уже снижались, постепенно приближаясь к краю другого обрыва. Шум океана снова сделался громче. Темная однополосная дорога ответвлялась от основного шоссе. Когда их подошвы мягко ударились о прохладный островок густой травы, Люс вздохнула.

— Где мы? — спросила она, хотя, разумеется, уже знала ответ.

Прибрежная школа. В отдалении можно было разглядеть большое здание, но отсюда оно выглядело полностью темным, лишь контуром на горизонте. Дэниел не выпускал Люс из объятий, как будто они все еще оставались в воздухе. Она оглянулась через плечо, пытаясь увидеть его лицо. Глаза его блестели влагой.

— Те, кто проклял меня, по-прежнему наблюдают, Люс. Вот уже тысячелетия. И они не хотят, чтобы мы были вместе. Они пойдут на все, лишь бы остановить нас. Поэтому мне небезопасно тут оставаться.

Она кивнула, чувствуя, как защипало глаза.

— Но почему я здесь?

— Потому что я хочу защитить тебя, а сейчас тебе безопаснее всего находиться здесь. Я люблю тебя, Люс. Больше всего на свете. Я вернусь к тебе, как только смогу.

Девочка хотела было возразить, но одернула себя. Ради нее Дэниел отказался от всего, что у него было. Выпустив ее из объятий, он раскрыл ладонь, и там начала расти маленькая красная точка. Ее сумка. Он забрал ее из багажника так, что Люс даже не заметила, и всю дорогу сюда нес в руке. Всего за несколько секунд сумка полностью выросла, вернувшись к прежнему размеру. Если бы девочку так не расстраивало то, что подразумевал этот фокус, он определенно пришелся бы ей по душе.