Маргарет Штоль - Прекрасные создания

Эмили весело прошла мимо парты Лены и пнула ногой ее сумку. Книги и карандаши разлетелись по проходу.

— Ой, надо же!

Эмили нагнулась, поднимая потрепанный блокнот со спиральным переплетом. Она держала его двумя пальцами, словно дохлую мышь. Казалось, еще немного, и обложка оторвется.

— Лена Дачанис. Это твоя фамилия? Я думала, что ты из Равенвудов.

Новенькая медленно подняла голову.

— Ты не могла бы вернуть мой блокнот?

Эмили как будто и не слышала ее. Она полистала страницы.

— Это твой дневник? Ты записываешь свои впечатления? Как здорово!

Лена протянула руку:

— Пожалуйста, отдай.

Эмили захлопнула блокнот и подняла его над головой.

— Я могу одолжить его на минуту? Хотелось бы почитать, что ты там написала.

— Верни мой блокнот. Пожалуйста!

Лена поднялась на ноги. Ситуация накалялась. Племянница старого Равенвуда рисковала оказаться в такой яме, из которой уже было бы не выбраться. Тем более что никто не обладал таким злопамятством, как Эшер.

— Сначала научись читать.

Я выхватил блокнот из руки Эмили и передал его Лене, затем сел на пустую парту рядом с ней — прямо в «мертвую зону». Эмили недоуменно посмотрела на меня. Я и сам не понимал причины своего поступка. Он поразил меня не меньше, чем ее. Я никогда в жизни не сидел на первой парте. Эмили хотела что- то сказать, но раздался звонок. Впрочем, это было неважно. Я и так знал, что меня ожидает расплата. Не обращая внимания ни на одного из нас, Лена открыла блокнот.

Миссис Инглиш приподняла голову и громко спросила:

— Ну что, ребята, начнем?

Эмили направилась к своему обычному месту на заднем раду, подальше от миссис Инглиш, чтобы весь год не отвечать на вопросы. А сегодня ее место оказалось достаточно далеко от племянницы старого Равенвуда — и от меня. Я чувствовал большое облегчение, несмотря на то что в ближайшие пятьдесят минут мне предстояло анализировать отношения Джима и Глазастика.

Когда урок закончился, я повернулся к Лене. Что сказать, я не знал. Наверное, я ожидал от нее благодарности. Но Лена лишь молча засовывала книги в сумку. На тыльной стороне ее ладони я увидел черные цифры: 156. Значит, это было не слово, а число.

Лена Дачанис не заговорила со мной ни в тот день, ни в ту неделю. Но это не мешало мне думать о ней или смотреть на нее в школе — практически везде, хотя я упорно старался отводить глаза. Честно говоря, мое волнение было вызвано даже не чувствами, возникшими к этой девушке. Точнее, не только этими чувствами. И не ее красотой, которую не могли скрыть плохая одежда и истоптанные кроссовки. И не ее словами на уроках — обычно она говорила то, о чем никто не думал, а если и думал, то не смел сказать. И не ее разительным отличием от других девчонок в «Джексоне». Меня прежде всего тревожило то, что я сумел понять благодаря ей. Лена заставила меня осознать, как сильно я походил на остальных жителей Гэтлина, хотя и притворялся особенным парнем.

Весь день шел дождь. Я сидел на уроке керамики. На этом курсе ученики поощрялись за малейшие старания, поэтому мы называли его «АГА» — «абсолютно гарантированная А» [13] В Америке оценки ставятся по пятибалльной системе и имеют буквенные обозначения: А — excellent (отлично), В — above average or superior work (хорошо, выше среднего уровня), С — satisfactory (посредственно), D — a passing grade (удовлетворительно, но ниже среднего уровня), E(F) — comlpete unsatisfactory (неудовлетворительно). . Я записался на керамику прошлой весной. Мне полагалось освоить какой-нибудь вид искусства, но я отчаянно не хотел присутствовать на уроках музыки.

Наш школьный ансамбль сейчас шумно распевался на нижнем этаже под руководством костлявой и вечно экзальтированной мисс Спайдер. За соседним столом от меня расположилась Саванна. Я оказался единственным парнем в классе и чувствовал себя не в своей тарелке.

— Сегодняшний день мы посвятим экспериментам. Никаких оценок. Просто почувствуйте глину. Дайте свободу своим мыслям. И не обращайте внимания на музыку.

Миссис Эбернейти поморщилась, когда ансамбль ужасно сфальшивил, пытаясь исполнить «Дикси».

— Соприкоснитесь с процессом творчества. Найдите путь к своей душе.

Я крутанул гончарное колесо и тяжело вздохнул, взглянув на вращавшийся кусок глины. Курс керамики начинал казаться мне ничуть не лучше хорового пения. Когда разговоры в классе стихли и жужжание колес заглушило болтовню на задних рядах, снизу послышалась музыка. Кто-то играл на скрипке или, возможно, на альте. Красивая и одновременно печальная мелодия встревожила меня. В музыкальном исполнении чувствовался талант, коим мисс Спайдер не обладала. Я осмотрелся по сторонам. Судя по всему, никто, кроме меня, не обращал внимания на мелодию. Мне же звуки проникали прямо под кожу. Я узнал мотив и на миг услышал слова, прозвучавшие в моем сознании так громко и ясно, как тогда в наушниках айпода. Впрочем, куплет немного изменился.

Шестнадцать лун, шестнадцать лет.

От перекатов грома глохнут уши.

Шестнадцать миль осталось до нее.

Шестнадцать страхов мучат души…

Я еще раз крутанул колесо, и ком глины превратился и мутное пятно. Чем настойчивее я фиксировал на нем свой взгляд, тем быстрее мир вокруг меня растворялся в пестром тумане. Казалось, что это гончарное колесо вращало классную комнату, меня и мой стул. Как будто мы слились в едином вихре движения, подстраиваясь под ритм мелодии, доносившейся из музыкального зала. Затем класс исчез. Я медленно потянулся к глине и погрузил в нее кончики пальцев. Ослепительная вспышка перенесла меня из школы в другое пространство…

Я падал. Точнее, мы оба падали. Я вернулся в свой сон и увидел ее руку. Мне удалось схватить девушку за запястье. Мои пальцы впились в ее кожу. Я отчаянно пытался удержать ее от падения. Но не мог, чувствуя, как тонкая рука выскальзывает из моих пальцев.

«Не уходи!»

Я хотел помочь ей. Я хотел удержать ее от чего-то неминуемого. Это было превыше всего на свете; превыше всех моих желаний! Но ее рука все же выскользнула из моих пальцев…

— Итан, что ты делаешь?

Услышав озабоченный голос миссис Эбернейти, я открыл глаза. Чувства вернулись ко мне. Я снова находился в классе. После смерти мамы у меня бывали подобные грезы. Но днем это случилось впервые. Я посмотрел на свои серые испачканные пальцы, затем перевел взгляд на гончарный круг. На глине остался идеальный отпечаток руки, как будто я только что смял изделие, над которым работал. Присмотревшись к отпечатку, я понял, что он оставлен не мной. Судя по размерам, он принадлежал небольшой девичьей ладони. Отпечаток руки той девушки! Я взглянул на свои ногти и увидел под ними черный суглинок, которым была покрыта ее рука.