Лиза Смит - Тьма наступает

Елена прервала поцелуй очень быстро, словно боясь снова устроить бедлам. Но Бонни сразу поняла, что имела в виду Мередит, когда сказала, что здесь нет ничего сексуального. Было ощущение, что Елена изучает ее, используя все органы чувств. Когда Елена отстранилась, она сияла, как и после поцелуя с Мередит, а всякое ощущение неловкости было снято чистотойэтого поцелуя. Более того, Бонни показалось, что какая-то часть гармонии Елены передалась и ей.

— ... лишний раз подумать, прежде чем брать ее с собой, — говорил Мэтт, обращаясь к Стефану. — Прости, что я встрял. Но я знаю Кэролайн — она могла еще полчаса здесь разоряться и так никуда и не уйти.

— Ну, этот вопрос Стефан решил, — сказала Мередит. — Или Елена тоже поучаствовала?

— Нет, только я, — сказала Стефан. — Мэтт прав: она могла стоять здесь и говорить до бесконечности. А я предпочитаю, чтобы Елену не оскорбляли в моем присутствии.

«Зачем они все это говорят?» — удивилась Бонни.

Мередит и Стефан были последними людьми на свете, которых можно было заподозрить в любви к светской болтовне, — но они сейчас обменивались фразами, в которых не было совершенно никакой необходимости. Вдруг она поняла: это ради Мэтта, который медленно, но решительно шел по направлению к Елене.

Бонни легко и стремительно снялась с места — практически вспорхнула. Потом она умудрилась пройти мимо Мэтта и не посмотреть на него, после чего присоединилась к болтовне (или, точнее, почтиболтовне) Мередит и Стефана. Все сошлись на том, что Кэролайн — неопасный враг: она никак не может уяснить, что все ее интриги против Елены регулярно бьют по ней самой. Бонни не сомневалась, что прямо сейчас Кэролайн задумывает новую интригу против них всех.

Она ведь, в сущности, очень одинока, — говорил Стефан, словно пытаясь хоть как-то оправдать ее. — Ей хочется, чтобы ее любили, причем всю и без всяких условий, — а все равно вокруг нее вакуум. Получается, что всякий, кто узнает ее поближе, перестает ей доверять.

Да, она заранее обижена на весь мир, — согласилась Мередит. — Но могла же она проявить хоть какую-то благодарность. Как-никак неделю назад мы спасли ей жизнь.

«Они правы, но дело не только в этом», — подумала Б онни.Интуиция пыталась о чем-то ей сказать — например, что с Кэролайн могло что-то случиться еще до того ,как они ее спасли, — но она так разозлилась на нее из за Елены, что отмахнулась от внутреннего голоса.

— А с какой стати кто-то должен ей доверять? — спросила она у Стефана и украдкой оглянулась. Было попятно, что теперь Елена узнает где угодно иМэтта, а сам Мэтт явно находился в полуобморочном состоянии.— Она красивая, это правда, но, кроме красоты, в ней нет ни-че-го-шень-ки. Она ни разу ни о ком не сказала доброго слова. Вечно играет в какие-то игры, и... ну да, я знаю, никто из нас не ангел... но она все игры затевает только затем, чтобы поставить других в дурацкое положение. Я понимаю, она запросто может заполучить практически любого пария, какого захочет...— Бонни вдруг почувствовала острый укол ревно стии заговорила громче, пытаясь заглушить это чувство, — но, если разобраться, все девушки как девушки, а Кэролайн — это просто пара длинных ног и пара больших...

И тут Бонни, замолчала, потому что Мередит и Стефан замерли, и у них на лицах появилось абсолютно одинаковое выражение: «Господи, только не это».

— И пара чутких ушей, — произнес за спиной у Бонни звенящий от ярости голос. У Бонни екнуло сердце.

Вот что бывает, когда отмахиваешься от предзнаменований.

— Кэролайн...

Мередит и Стефан сделали все, чтобы свести к минимуму жертвы и разрушения, но было поздно. Длинные ноги Кэролайн прошагали через всю комнату, а лицо у нее было такое, как будто она не хотела, чтобы ее ступни прикасались к полу в комнате Стефана. При этом свои туфли на высоких каблуках она почему-то держала в руках.

— Я вернулась за темными очками, — сказала она все тем же звенящим голосом, — И услышала достаточно, чтобы понять, что на самом делеобо мне думают мои так называемые друзья.

— Нет, не достаточно, — в Мередит мгновенно проснулся оратор, а у Бонни так же мгновенно отнялся язык. — Ты услышала разговор раздраженных людей, которых ты только что оскорбила, и им нужно было выпустить пар.

— И вдобавок, — сказала Бонни, к которой неожиданно вернулся дар речи, — ну признай сама, Кэролайн: ты ведь хотела послушать, что мы говорим. Поэтому-то и сняла туфли. Ты стояла за дверью и подслушивала. Скажешь, нет?

Стефан закрыл глаза.

— Это моя вина. Я должен был...

— Нет, не должен, — оборвала его Мередит и добавила, обращаясь к Кэролайн: — Если ты назовешь мне хоть одно произнесенное нами слово, где было вранье или преувеличение... Ну разве что, за исключением того, что сказала Бонни, но Бонни... Ладно, Бонни — это Бонни. Короче: если ты назовешь мне хоть одно слово, которое произнес кто-то другой и которое было бы враньем, я тут жепопрошу у тебя прощения.

Кэролайн не слушала ее. Кэролайн дергалась. У нее началсянервный тик; ее миловидное личико исказилось судорогой и побагровело от ярости.

— А ты попросишьу меня прощения, — сказала Кэролайн и обернулась вокруг своей оси, ткнув в каждого острым ногтем указательного пальца. — Вы всескоро пожалеете. А ты,— сказала она, глядя на Стефана, — если хоть раз еще попробуешь отрабатывать на мне свои вампирские приемчики, имей в виду: у меня есть друзья. Очень крутые друзья. И им будет интересно об этом узнать.

— Кэролайн, ты сегодня подписала клятву...

— И плевать на нее хотела.

Стефан встал. В маленькой комнатке с пыльными окнамибыло уже темно, и его тень от стоящего у кровати ночника легла прямо перед ним. Бонни увидела эту тень, и волоски на руках и шее у нее поднялись. Она ткнула Мередит. Тень была очень черной и очень большой. Тень Кэролайн была бледная, прозрачная и маленькая — пародия на тень Стефана.

Ощущение грядущей грозы вернулось. Бонни задрож ала;она пыталась унять дрожь, но не могла; она чувствовала себя так, как будто ее бросили в ледяную воду. Холод пробрался до самых костей и теперь слизывал остатки тепла, слой за слоем, как прожорливый вели кан,и вот ее уже била крупная дрожь...

В сумраке с Кэролайн что-то происходило... Из нее чтото сыпалось, или в нее что-то входило... — а может, и то и другое одновременно. В любом случае, это что-тобыло совсем-рядом с ней — и рядом с Бонни тоже. Напряжение становилось невыносимым, Бонни чувствовала, что задыхается, а ее сердце бешено заколотилось. Мередит — рассудительная, благоразумная Мередит — беспокойно заерзала рядом с ней.

— Что проис... — шепотом начала она.

И тут, словно существа во тьме искусно подогнали все одно к одному, дверь в комнату Стефана с шумом захлопнулась, лампочка — обычная электрическая лампочка — погасла, а старые шторы, закатанные на окне, с шумом опустились, и комната погрузилась в кромешную тьму.