Ханна Хауэлл - Поцелуй вампира

Наступившая тишина сообщила ей о конце схватки. Так как она стояла у единственного выхода из коридора, и никто не пробежал мимо нее, Эфрика решила, что двоих МакНахтонов в их полном великолепии оказалось более чем достаточно, чтобы справиться с четырьмя наемниками. Когда же она обернулась, чтобы присоединиться к победителям, то увидела Дэвида, склонившегося над Дженкином, который сидел на полу, прислонившись спиной к стене. Эфрика вдруг вспомнила свою сестру, которая как-то рассказывала ей, что МакНахтоны фактически не были бессмертны, просто они так долго жили, что можно было легко подумать, будто так оно и есть. И ещё Бриджет говорила, что МакНахтона убить очень трудно, но всё же можно. И она даже сказала, как. Эфрика вспомнила один из вариантов — быстрая потеря слишком большого количества крови, — и бросилась к Дженкину.

— Проклятье, отец, когда это ты стал таким разборчивым? — резко бросил Дэвид, когда она опустилась на колени рядом с Дженкином.

Эфрика была потрясена количеством ран, которые были нанесены Дженкину. Дэвид обнажил грудь Дженкина, и она насчитала там три ранения, на его обтягивающих брюках тоже была кровь, а звук медленно падающих капель позади него означал, что, по крайней мере, одна рана находится у него на спине. Однако, что действительно ее встревожило, так это то, что ни одна из ран не показывала и признаков заживления. Его тело Чистокровного должно было уже начать исцеляться. Эфрика могла даже припомнить, как Бриджет рассказывала ей, что однажды очень сильно исцарапала своими ногтями лицо Дженкина, и как же она была поражена, когда эти царапины затянулись прямо у нее на глазах. Эфрика же не видела и намека на это чудо.

И тут внезапно она поняла, что может быть причиной этого. Дженкин потерял слишком много крови, чтобы суметь излечить себя. Он нуждался в крови, но судя по виду тел, разбросанных вокруг них, ни он, ни Дэвид не взяли ее у мужчин. За исключением мужчины, который был сражен мечом Дженкина и все еще цеплялся за уходящую жизнь, остальные трое были убиты очень аккуратно. Эфрика подозревала, что это было сделано для того, чтобы избежать любой случайности, если вдруг кто-то увидит тела и сможет рассказать об этом. Поднимаясь на ноги, Эфрика спросила себя, почему она не испытывает никаких сомнений в том, что собиралась предложить, и затем поняла, что это потому, что наемники намеревались убить Дженкина. Наименьшее, что этот выживший убийца мог сделать, прежде чем умереть — поддержать Дженкину жизнь, которую он так стремился отобрать.

— Этот все еще жив, — спокойно сказала Эфрика, указывая на мужчину, которого Дженкин сразил мечом. Девушка не обратила внимания на насторожённые взгляды, которыми одарили её отец с сыном. — Я слышу предсмертный хрип из его горла, так что не стала бы медлить.

— Я думал, он мог быть уже мертвым, — пробормотал Дженкин.

— Нет, в нем еще есть жизнь, но она быстро покидает его. Я буду ждать тебя в твоих покоях.

Эфрика преодолела несколько футов до его двери и вошла в комнату. Закрывая за собой дверь, она мельком заметила Дэвида, который чуть ли не силой тащил своего отца к умирающему наемнику. На мгновение девушка испугалась, уж не сделала ли она или не сказала что-то такое, что заставило Дженкина с такой неохотой делать то, что должно было спасти его жизнь, но тут же избавилась от чувства вины. Эфрика была совершенно уверена, что не допустила промашки, но Дженкин очевидно хорошо знал, какими чудовищными находят Посторонние такие потребности. Девушка только надеялась, что он скоро поймет — она не одна из них. Для нее теперь стало очень важным, чтобы Дженкин узнал, что она принимает его всего, вместе с тем, кем он был.

Дженкин с отвращением скривился, когда вместе с Дэвидом бесшумно столкнул тело последнего наемника в воду. Нелегко было вытащить все четыре трупа из замка, но удача была на их стороне. Мало того, что никто в замке их не заметил, так и вечерняя непогода скрыла луну, подарив им столь необходимый сумрак, в котором они могли укрыться, сваливая тела в небольшой ручей, протекающий недалеко от стен замка. Тела, конечно, были бы быстро обнаружены, поскольку ручей был неглубок, но только тот, кто нанял мужчин, будет в состоянии предположить, что с ними случилось.

— Я не могу поверить, что ты вдруг собрался позволить себе умереть, — недовольно проворчал Дэвид, когда они спешно возвращались в замок.

— Ну, не думаю, что я бы умер, — сказал Дженкин. — Мы могли бы что-нибудь сделать с ранами, чтобы замедлить кровотечение, а немного моего вина….

— Умер бы. Даже сейчас ты еще не в полной мере восстановил свои силы. Если бы не так, перетаскивание двух тел к ручью не вогнало бы тебя в пот. Почему? Потому что Эффи была там?

Дженкин вздохнул.

— И да, и нет. Подумай, Дэвид. Представь, какие понеслись бы слухи, если бы обнаружились четверо мужчин с разорванным горлом. Такие вещи разжигают страхи и суеверия. Как только пойдут шепотки, сразу же начнут выискивать тех, кто хоть чем-то отличен от остальных. А на сей раз под подозрение вполне могли бы попасть и Эфрика с ее кузеном. При дворе есть двое мужчин, которые видели вблизи, как ведёт себя Каллан, когда её атакуют. И те же двое мужчин могут начать строить догадки, каким образом мне удалось разбросать их с такой легкостью. Правда, по словам Малькольма, при дворе уже и так перешёптываются.

Дэвид выругался, потом нахмурился:

— Так это все не от того, что Эфрика могла бы увидеть, как ты питаешься?

На мгновение Дженкин подумал было соврать своему сыну, но потом отказался от этого.

— Посторонним очень тяжело наблюдать за этим. Это слишком сильно характеризует нас как хищников, а их подразумевает добычей. Поверь, нет ничего, что пугало бы человека больше, чем сознание, что он — еда. Даже я чувствовал, как от страха стынет кровь, слушая ночной волчий вой. Это то, что пустило в нас глубокие корни, то, что вероятно возвращает нас к тем далёким туманным временам, когда люди без сомнения были больше добычей, чем хищниками. Полагаю, я просто не хотел увидеть страх в глазах Эфрики, или, чтобы она видела во мне больше чудовище, чем мужчину. Впрочем, как только холод начал просачиваться в мои пустеющие вены, тот самый холод, который слишком часто предвещает смерть, я начал думать, что я самый большой глупец, потому что все еще колеблюсь.

— А потом она сказала тебе сделать это.

Они ступили внутрь замка, выйдя из-под дождя, и Дженкин, так же, как и Дэвид, приостановился, чтобы стряхнуть воду со своей одежды и с волос.

— Да, сказала. И всё же ушла, не осталась со мной.

— Я думаю, она сделала это ради тебя. Она умная девушка и многое о нас знает. Я подозреваю, она быстро догадалась, в чём ты нуждаешься и почему не захотел взять этого. Она дала тебе знать, что ей известно, что тебе требуется для самоисцеления, а потом предоставила тебе уединение, которого ты, казалось, и хотел.