Юлия Жукова - Замуж с осложнениями - 3

Старейшина Ойраг едет впереди, показывая путь. Мы выезжаем из проулка на широкую улицу, где нас мгновенно оглушают приветственные крики и осыпают фонтаны блёсток и ярких платков. Алэк пугается и принимается вопить, но его заглушает праздничный оркестр. Мне и самой хочется завернуться в пелёнку и поорать, но надо улыбаться и махать рукой. Улица кажется бесконечной, а люди так и бросаются под копыта. Впрочем, лошади и правда спокойные — прут себе, не обращая внимания ни на какие препятствия. Надо думать, конь, который позволяет себя так разрядить, уже познал Дао и впал в нирвану.

Улица всё-таки кончается — в её торце стоит огромный дом, круглый, как многие муданжские дома, и украшенный барельефами со всякими символами Императора — мечами, коронами, луками, конями, звездолётами и странными доисторическими деревьями. Прямо перед нами гигантская деревянная дверь неприступного вида. Старейшина Ойраг разворачивает своего коня прямо перед ней, включает на ухе гарнитуру и объявляет — звук его голоса разносится над городом из динамиков со всех сторон:

— Счастливы будьте, жители Долхота, ибо сам Император Муданга Азамат Байч-Харах прибыл со свитою, дабы возродить старинные традиции и заново открыть Музей Императорской семьи!

— Танн! — вдаривает народ.

— Не будем же откладывать сей исторический момент! — призывает Ойраг.

— Танн!!! — соглашается народ.

Старейшина жестом предлагает нам спешиться, и тут же какие-то амбалистые ребята уводят лошадей в сторону, чтобы не закрывали вид. Маму и меня аккуратно снимают с насестов и ставят на землю.

— Итак, — снова включается наш тамада, — смотрите во все глаза и запоминайте, вы будете детям своим и детям своих детей рассказывать о том, что видели сегодня! Прошу, Ахмад-хон!

— Тр-р-р-р-р-анн-н!!! — взрёвывает толпа.

Азамат кланяется толпе, потом Старейшине, затем достаёт и вдумчиво натягивает перчатки. После чего приближается к двери, приседает и берётся за две ручки на нижней перекладине. Только теперь до меня доходит, что дверь открывается не вбок, а вверх, и что "открытие музея" муданжцы понимают совершенно буквально.

Гремит грозная музыка; я чувствую себя на представлении в цирке. Впрочем, окружающие совершенно серьёзны. Азамат поудобнее упирается ногами и рывком поднимается. Дверь уезжает в щель вверху. По толпе проносится тихий восторженный ропот. Азамат глубоко вдыхает и ещё одним рывком поднимает нижний край двери над головой. Что-то щёлкает — из боковых пазов выскакивают упоры, и дверь фиксируется в открытом положении.

Толпа взрывается поздравлениями и победными кличами, нас второй раз осыпают блёстками. Азамат стаскивает перчатки и снова кланяется всем присутствующим.

— Да здравствует Император! — выражает общественное мнение Ойраг. Весь город присоединяется. Ойраг выключает гарнитуру и подходит к нам. — Прошу вас, благословите музей, став первыми посетителями.

Мы все кланяемся и проходим в тёмное нутро под жутковато нависающей дверью.

Внутри к Азамату сразу кидаются какие-то ребята.

— Ахмад-хон, водички? Отдохнуть?

— М? — Азамат даже немного удивляется. — Да нет, ребят, вы что. Я, честно говоря, думал, что она будет существенно тяжелее. В летописях так расписывают... Старейшина Ойраг, давайте скорее смотреть коллекцию, мне безумно интересно!

— Ты, может, не устал, а я вот что-то задолбалась с ребёнком на руках кланяться, — ворчу я. — Давайте его кто-нибудь ещё поносит, а? Надо будет заказать Орешнице слинг с бриллиантами, а то обычный смотрится недостойно жены Императора, видите ли.

— Лиза, не бухти, — подмигивает мне Азамат, забирая мелкого. Похоже, лёгкая победа над дверью его очень обрадовала. Впрочем, он сегодня с утра чрезвычайно весел.

— Да я так, — отмахиваюсь. — Не всерьёз. Ну, и где начинается экспозиция?

— А вот прямо здесь, Хотон-хон, — указывает мне Старейшина Ойраг на полутёмный коридор, в конце которого брезжит бледный свет. — Извольте пройти?

Мы входим в гигантский зал с портретами Императоров. Свет здесь тускловатый — видимо, чтобы не выцветали. Рамы у картин узкие, но глубокие, полотно далеко отстоит от стены. Все под матовым стеклом и в полный рост.

— Древнейшие изображения, — наш экскурсовод поводит рукой вправо, — не все сохранились. Вот этот портрет Огыра Исполина исходно был больше, но не поместился в Императорский дворец, и потому Император заказал уменьшенную копию. Портрет Эноя Вулканического сгорел при пожаре в столице, вы видите репродукцию. А это известный всем Аяу Кот, про которого говорили, будто бы он был оборотнем. Вот в этой части картину пришлось реставрировать, она была разрезана несколькими лезвиями при загадочных обстоятельствах...

Императоры на картинах один краше другого. Надо понимать, это всё очень красивые мужики, но по самым первым портретам трудно судить, потому что там изображены какие-то роботы-трансформеры с челюстями на шарнирах. Муданжская наивная живопись — это нечто. Портретное сходство начинает появляться примерно на середине зала.

Мама с Сашкой экскурсовода не слушают — всё равно почти ничего не понимают, — а просто ходят по залу, рассматривая лица из древности.

— О! — внезапно восклицает мама. — Эцаган, да это ж ты!

Эцаган оборачивается на имя и вглядывается в портрет.

— Хм, и правда похож, — замечает Тирбиш.

— Это Эйран Любвеобильный, — невозмутимо комментирует Старейшина. — Он пять раз вдовел, и каждая жена принесла ему от десяти до пятнадцати детей. По сию пору на Муданге многие люди являют с ним очевидное родство.

Эцаган и Тирбиш шушукаются и хихикают.

— И вот, наконец, последний из павшей династии, Император Аэда Хитроглазый. Это официальное прозвище, но многие ещё помнят более вульгарные варианты...

По портрету сразу видно, почему он хитро... э-э-э, глазый. Больше всего Император похож на сдобный каравай, весь такой круглый и румяный, в лоснящейся бороде. А из-под густющих бровей выглядывают очень чёрные и очень сощуренные азиатские глазки. Конь, на котором сидит правитель, тоже убедительный — поперёк себя шире и морда абсолютно пофигистичная.

— Да будет ваше правление уроком для меня, — бормочет Азамат и кланяется.

Репродукция портрета Азамата уже заняла положенное место справа от Аэды. Всё-таки мой муж даже в этом ряду выделяется в лучшую сторону.

— Ваш портрет, Ахмад-хон, станет подлинным украшением нашей коллекции, когда из новости обратится в историю.

В следующем зале нам демонстрируют портреты императриц. Этот зал гораздо больше, потому что с каждой императрицы портреты рисовали по количеству беременностей. В среднем изображений каждой тётки два или три — наследник и на всякий случай. Но, конечно, шесть жён Любвеобильного предка Эцагана занимают одну из стен целиком. А тётеньки, надо сказать, не маленькие. Понимаю, конечно, что беременные, но такие лица одной беременностью не наешь. И ещё интересно, что они все выглядят старше меня. Наш провожатый тоже это замечает: