Клиомена - Четыре цвета счастья: эльфийская сказка

Келебрикель откинулась на спину, погружаясь по самые уши.

«Он так невозмутимо сносит мои капризы. Что ж, Серебрянка, дебют удался! Вот только не означает ли это, что он изменил-таки мне с Белой Потаскухой?!»

Она не успела далеко зайти по тропинке подобных раздумий, так как вернулся Кейран. Без верхней хламиды – узкие брюки и рубашка, роскошные локоны наспех перехвачены лентой. Румер-Келебрин спрятала улыбку. Он начал лить принесенный кипяток.

– Горячо! – выкрикнула девушка так громко, что эльф едва не выронил ведро. – Или, погоди… нет, нормально, – уже более спокойно сообщила она и начала расплетать косу. Горничные умудрились переодеть ее во сне, а о волосах не додумались позаботиться. Теперь Келебрин путалась в сбитых прядях и сердито хмурилась.

Ведро отлетело в угол, очевидно, ему досталось нарастающее с каждой минутой недовольство Властелина.

– Я сам, – изящные, но невероятно сильные, пальцы Кейрана ловко распустили вторую косу и помогли Келебрин довершить начатое. Он присел за спиной девушки, положил руки ей на плечи, поглаживая и лаская. Не ощутив сопротивления, запустил пальцы в рассыпавшиеся серебряными нитями волосы супруги.

– Даже наугримам не удается добиться такого блеска. Их мифрил тускнеет в сравнении с твоей красой.

Пропуская меж пальцами пряди, он поглядывал на свое обручальное кольцо, чувствовал горькие уколы раскаяния за безумие лунной ночи на берегу Нарога.

«Я вновь заслужу ее любовь. Стерплю все капризы и причуды», – мысленно пообещал он себе.

– С чего это ты, дражайший мой супруг, опять удумал использовать свои чары? – внезапно повернув голову вполоборота, резко бросила Келебрин, – Зачем усыпил? Мне так плохо от этого…

Кейран притянул ее в свои объятия, осторожно коснулся губами виска, чувствуя как там пульсирует тонкая венка.

– Это не от чар, любимая, – прошептал он. – Это мое … наше дитя. Раньше фаэливрин избавлял тебя от недомогания. Теперь же…

– Больше не напоминай мне про свой «дар», – перебила его девушка, – ты ведь обещал – никаких чар!

Эльф сжал ее плечи сильнее и согласно кивнул.

– Сестренка, прости. Жаль, что не удался твой замысел, – сокрушенно вздохнул Фингон, выслушав сбивчивый рассказ Аредель.

– Еще не все утрачено, – упрямо стискивая челюсти, отрезала княжна.

– Но ведь он бросил тебя одну на дороге и помчался…

– Знаю, Финн, не надо напоминать мне об этом! Ты бы получше старался очаровать эту людскую девку, а не читал мне нотации.

– Аредель, ты несправедлива, – обиженно поджал губы нолдор. – Я очень старался, даже пробовал чары, но она точно покровом отгорожена ото всего мира.

Княжна изумленно вскинула брови, сверля брата недоверчивым взглядом.

– Покровом говоришь?

– Да. К тому же ты рассказывала, что она сразила тебя ударом. Наверняка этот Авари дал ей некую силу.

– Она же Последыш! – воскликнула с нескрываемым пренебрежением принцесса нолдоров.

– Все же, – Фингон потер переносицу, словно пытаясь вспомнить нечто. – Кейран мог наложить заклятие на какую-нибудь вещь, которую она постоянно держит при себе…

Они помолчали, перебирая в памяти дни, проведенные вместе с супружеской четой Имладриса.

– Разгадка, скорее всего, до смеха проста, – проговорила Аредель. – Но даже если и так, то не слишком ли много умений у Кейрана? Мы-то ведь только знаем о возможности подобных чар. Воплотить такое под силу было бы разве что дяде Феанору…

– И то правда, – согласно кивнул Фингон. – Признаться честно, я мало интересовался его знаниями, малые крупицы успел перенять, пока он был готов делиться… Теперь жалею. Но почему темный Авари, не ведающий благодати Амана, владеет таким мастерством?

– Хотелось бы мне узнать… – прошептала Аредель. – И я узнаю!

– Сестренка, что ты задумала?

– Задумала? – повторила она. – Еще нет, но обязательно «задумаю».

Из окна спальни Владетеля Имладриса открывался чудный вид, чему весьма способствовала высота башни, под самой крышей которой эта спальня и располагалась. Румер-Келебрин устроилась на каменном парапете широкого оконного проема и, прижав ладонь к губам, оглядывала великолепие осеннего Белерианда. Аданы под предводительством Боэроса давно покинули свою степную родину, но детские воспоминания самые яркие. И Румер часто скучала по тянущимся без конца и края просторам, по студеным зимам и продувным ветрам. Особенно сейчас, когда ее так настойчиво удушал своей заботой супруг. Властелин Авари.

Келебрин буквально впилась пальцами в лицо, чтоб сдержать рвущийся наружу крик.

«Отпустите!» – хотела завопить она. – «Позвольте дышать свободно!»

Хотелось встать босыми ногами на холодный, бездушный камень и сделать крошечный шажок вперед. Взмыть над прилегающими к цитадели с запада скалами, погладить их припорошенные снегом вершины и послушать песни журчащих в них родников.

Мягкое покалывание под горлом мгновенно отвлекло ее от опасных мечтаний. Девушка шумно выдохнула сквозь судорожно стиснутые пальцы, потом провела ними по шее и сжала светящийся шарик фаэливрина.

– Что, дружок, бдишь? – с легкой укоризной спросила она. – Не бойся, твой хозяин может быть спокоен – я не причиню вреда его ребенку. Нашему ребенку…

Румер зябко поежилась и спустилась с окна. Хотя природа Белерианда намного более щедро радовала своих жителей теплом, поздним вечером поздней осени в одном шелковом платье можно было запросто окоченеть.

Укутавшись шерстяным пледом, Келебрин вновь погладила украшающий ее камень.

– И вот опять ты здесь и словно ничего и не было… Ну все, я окончательно сошла с ума – разговариваю с украшением!

Она вспомнила, как и почему согласилась снова его носить и улыбнулась. Обреченно. Еще не рожденный, ребенок-полуэльф уже действовал заодно со своим отцом. Она не смогла вытерпеть постоянного недомогания и позволила Кейрану облегчить ее страдания с помощью чар.

Келебрин подошла к зеркалу и пару минут рассматривала свое отражение. Закрыв глаза, в сотый раз увидела сцену, что произошла меж ними с Кейраном примерно через неделю после его обещания про «никаких чар».

– Не хочу, – Румер резко оттолкнула жадно тянущегося к ней супруга.

– Что со смертным тебе понравилось больше? – огрызнулся эльф, и она поняла, что его притворному терпению пришел конец.

– У нас ничего не было.

– Не верю!

– Мне ложиться на живот – будешь проверять или…

Он порывисто зажал ей рот мгновенно вспотевшей ладонью.

– Не опошляй свои чудные губки, любовь моя. Я не причиню тебе вреда… ни тебе, ни нашему ребенку.

– А если б не ребенок – ты убил бы меня еще там. На поляне…

– Келебрин, там на поляне я понял, что могу потерять тебя… Когда увидел, как ты целуешь этого… этого…