Мелисса Марр - Смертные тени

Глаза Габриэла сделались чудовищными. Теперь он был воплощением ужаса, смерти, кошмаров… всего первозданного страха, не имевшего имени.

— И в тебе слишком много моей природы, чтобы держаться в стороне от охоты. Прости, дочка.

Эни выдержала отцовский взгляд. Что-то звериное и первозданное в ней понимало его слова, понимало, почему ей не ужиться ни с Кроликом, ни с Тиш. Ни брат, ни сестра не обладали свирепостью отца. А Эни отчаянно хотелось быть такой же свирепой. Гончие садились на коней. И они, и сама Эни отлично знали: Габриэл убьет ее, если только она его ослушается. Это была необходимая ей узда, заставлявшая хоть в чем-то придерживаться правил.

— Я не могу отобрать у тебя охоту, — сказала Эни, сверкнув зубами. — Пока не могу. Возможно, в будущем я тебя удивлю.

— Я горжусь, что у тебя есть такие желания, — ответил Габриэл.

На мгновение гордость в глазах отца стала средоточием ее мира. Она не чужая в стае. На этот вечер ее включили в число гончих. Отец уступил.

«Если бы я всегда была рядом с ними».

Но все кони имели своих хозяев, а смертная кровь Эни означала, что ей никогда не стать преемницей Габриэла и не возглавить стаю.

Ощущение принадлежности…

Этого мало, этого явно недостаточно, но это уже что-то.

Затем из уст Габриэла вырвался вой, отличавшийся от любых иных завываний мира смертных и мира фэйри. Гончие подхватили этот вой. И Эни тоже.

Габриэл одним движением усадил ее на коня Челы.

— Выезжаем, — рявкнул он.

Девлин вступил в пределы личного сада Высокой королевы. Земля под его сандалиями негромко зазвенела. Иногда его тянуло сказать Сорше, что он заметил ее почти невидимые «средства оповещения». Он едва ли не целую вечность, за редкими исключениями, был предан Сорше, а она являла собой воплощение логики и порядка. И она, и Бананак знали: каждое мгновение, каждый час, каждый день Девлин делал выбор в пользу служения миру фэйри. Лишь сила воли не позволяла ему переметнуться к Бананак.

И еще забота Сорши.

При всей ее приверженности правилам Неизменная королева заботилась о нем. В этом он не сомневался.

— Приветствую тебя, моя королева.

Девлин шагнул к ней, чуть задержавшись, чтобы посмотреть, свободен ли проход в зарослях плюща и колючих кустарников. Если нет, заросли останутся на своем месте.

Сорша оглянулась, и в стене плюща возник узкий проход. Растения, на которых никогда не бывало колючек, вдруг ощетинились множеством тоненьких шипов, впивавшихся ему в руки и ноги. Это не была специальная атака на Девлина; окружающий мир подчинялся воле Сорши, а та просто забыла обо всем. Похоже, в последнее время она забыла даже о биении своего сердца. Оно билось, и все тут. А если ее воля ранила других… так тому и быть.

Как говорят в мире смертных — «ничего личного».

— Мне его не увидеть, — прошептала Сорша. — А он там, в мире смертных. Что, если ему причинили вред? Вдруг он в опасности?

— Ты бы об этом сразу узнала, — заверил ее Девлин.

Эти слова он произносил с тех пор, как Сет вернулся из Страны фэйри в мир смертных.

— Если бы ему грозила беда, ты бы это знала.

— Как? Откуда мне знать? В мире смертных я слепа.

Королева Разума и Порядка выглядела полной противоположностью этим качествам. Низ платья в нескольких местах был порван. Ее волосы, всегда похожие на живой огонь, потускнели. Казалось, Сорша даже забывала их расчесывать. С тех пор как смертный парень Сет превратился в фэйри и вернулся в мир людей, Сорша явно находилась не в себе.

— Я должна знать, что Сет в безопасности.

Сорша скрестила руки на груди. Голос ее зазвучал спокойнее.

— Я вижу ее, королеву Лета, но Сета рядом с ней нет. А ведь это из-за нее он вернулся. Из-за нее. Могла бы обращаться с ним поласковее.

Перед Соршей появились туманные фигуры. Фэйри, находившиеся в мире смертных, даже не подозревали, что она наблюдает за ними. Девлин стоял рядом с королевой и тоже смотрел на фэйри, привлекших внимание Сорши. Она могла видеть чужие жизни, если только жизненные нити фэйри и смертных не переплетались слишком тесно с ее собственной.

Айслинн (так звали королеву Лета) стояла возле фонтана и болтала с водной фэйри Аобель. Позади виднелись зеленые деревья и ковер цветов, хотя в той части мира смертных сейчас была осень. Но в пределах Летнего двора правили иные законы. Зиме не обрести прежнюю силу, мир смертных уже не сожмется под ее ледяным дыханием. Между деревьями и на лужайках весело танцевали подданные Айслинн. Королева со смехом уселась на край чаши фонтана. Ее рука лениво шевелила воду, и в волнах расцветали водяные лилии.

Полунагая Аобель нежилась в фонтане, похожая на ожившую греческую статую. Вода изливалась из фонтанного раструба, создавая небольшой водопад.

— Можно поболтаться по магазинам, — предложила Аобель. — А хочешь, съездим за твоим платьем. Заказ уже готов.

— Не знаю.

Королева Лета оглянулась назад, где летние девы плели гирлянды из цветов.

— Не все ли равно, во что я одета?

— Тебе не должно быть все равно, — нахмурилась Аобель.

— Я знаю… и выбираю… счастье.

Лицо Айслинн озарилось притворно яркой улыбкой. Королева Лета правила чуть больше года (по меркам мира смертных), но за это время ей пришлось с головой окунуться во внутренние конфликты ее двора. И если бы все ограничивалось конфликтами! Ее опасно ранили, она лишилась дружбы Темного двора и безуспешно пыталась разобраться в многовековой вражде, возникающих и распадающихся союзах и давнишних причинах ненависти одних придворных к другим. Иногда Девлина охватывало совершенно нелогичное желание послать Айслинн толковых советников — впрочем, он тут же его же подавлял. Забота о королеве Лета не входила в круг его первостепенных задач.

Сорша ткнула пальцем в туманный экран, и изображение задрожало, как бывает, если в пруд бросить камень.

— Как она может быть счастливой, если его нет рядом?

— Она выбирает стремление к счастью, поступая так ради блага двора, — заметил Девлин. — Оно не имеет ничего общего с истинным счастьем. Айслинн пытается сделать свой двор сильным. Не надо упрекать ее за это.

Сорша явно придерживалась иного мнения. Колючки продолжали разрастаться, вытягиваясь, словно нити на ткацком станке, пока между королевой и Девлином не возникла колючая преграда.

— Скажи мне, брат…

Ее голос звучал как-то робко; в нем уже не слышалось былой уверенности, знакомой Девлину с самого момента появления на свет.

Он ждал, что она продолжит говорить, однако Сорша молчала. Тогда он заговорил сам.

— Лето по своей природе не может не быть счастливым, — напомнил он Сорше.

Произнося эти слова, он продолжал следить за королевой Лета. Облик ее был прямой противоположностью его утверждению. Под глазами Айслинн темнели круги, будто она страдала бессонницей, а ее движения выпадали из ритма веселья, царящего вокруг. Айслинн делала то же, что на ее месте сделала бы и Сорша: пыталась быть счастливой наперекор всем бедам, обрушивающимся на нее. Но у Высокой королевы не было оснований печалиться и тем более — увязать в печалях. Эмоциональные всплески противоречили правилам Высокого двора и смотрелись как нечто чужеродное.