Лэйни Тейлор - Дочь тумана и костей

— Пикник в тюрьме, — сказала она со слабой улыбкой, которая тут же исчезла.

Они услышали крик, наполненный таким отчаянием, что Мадригал согнулась пополам, прижав лицо к коленям, а руки к ушам, погружая себя в темноту, тишину, отрицание. Это не сработало. Новый крик уже ворвался в ее разум и, даже прекратившись снаружи, эхом отдавался в мозгу.

— Кто будет первым? — спросила она у Бримстоуна.

Он знал, что она имела ввиду.

— Ты. Серафима заставят смотреть.

С какой-то странной отстраненностью она произнесла:

— Я думала он решит наоборот, и заставит меня смотреть.

— Я думаю, — сказал Бримстоун с некоторым колебанием, — что он все еще не закончил с ним.

Слабый звук вырвался из горла Мадригал. Сколько еще? Как долго Тьяго будет заставлять его страдать?

— Ты помнишь ту косточку желаний, когда я была маленькой? — спросила она Бримстоуна.

— Я помню.

— В конце концов я загадала желание на ней. Или… надежду, я так полагаю, но в ней нет настоящего волшебства.

— Надежда — это самое настоящее волшебство, дитя.

Видения вспыхнули в ее голове. Акива, улыбающийся ей своей светлой улыбкой. Акива, прибитый к земле, его кровь бежит в священный ручей. Храм в пламени, солдаты оттаскивают их прочь, траурные деревья стали тоже загораются, и вместе с ними вся живность, что жила в них.

Она пошарила в кармане и извлекла косточку, которую брала с собой на рощу в прошлый раз. Она была не повреждена. У них так и не оказалось шанса разломать ее.

Она сунула ее Бримстоуну.

— Вот, возьми. Растопчи ее, выбрось, в ней нет никакой надежды!

— Если бы я в это верил, — сказал Бримстоун, — то не стоял бы здесь сейчас.

Что это означает?

— То, что я делаю, дитя, изо дня в день — это борюсь с потоком. Волна за волной бьет о берег, и каждая волна слизывает песок все дальше. Мы не победим, Мадригал. Мы не сможем побить серафимов.

— Что? Но…

— Мы не сможем выиграть эту войну, я всегда это знал, они слишком сильные. Единственная причина тому, что нам удалось сдерживать их так долго, это то, что мы сожгли библиотеку.

— Библиотеку?

— В Астрае. Это был архив магии серафимов. Эти идиоты держали все свои тексты в одном месте. Они настолько ревностно относились к своей власти, что не позволяли делать копии. Они опасались, что кто-нибудь оспорит их власть, так что собрали все знания в одном месте и взяли только таких учеников, которыми могли управлять, и держали их взаперти. Это было их первой ошибкой, держать всю свою силу в одном месте.

Мадригал увлеченно слушала. Бримстоун рассказывал ей такие вещи. История. Тайны. Боясь прервать повествование, она спросила:

— В чем же была их следующая ошибка?

— Они забыли, что нас надо бояться. — Он помолчал немного. Кишмиш перепрыгивал с его одного рога на другой, и обратно. — Им надо было верить в то, что мы животные, чтобы оправдывать то, как они обращались с нами.

— Как с рабами, — прошептала она, слыша голос Иссы в своей голове.

— Мы были невольниками и страдальцами. Мы были источником их власти.

— Пытки.

— Они уверяли себя, что мы лишь молчаливые чудовища, и это устраивало их. У них было пять тысяч чудовищ в ямах, и уж они точно не были молчаливыми, но серафимы верили в свой замысел. Они не боялись нас, что сделало это легким.

— Сделало легким что?

— Их уничтожение. Половина охраны даже не знали наш язык, и счастливо верили, что это было только хрюканье и рычание, когда мы ревели в агонии. Они были дураками, и мы их убили, и сожгли все. Без магии серафимы потеряли свое превосходство, и за все эти годы так и не смогли вернуть его. Но в конце концов им это удастся, даже без библиотеки. Твой серафим доказательство того, что они возвращают утраченное.

— Но… Нет, магия Акивы не такая, — она подумала о живом платке, который он сделал ей, — он никогда бы не использовал ее как оружие, он хочет только мира.

— Магия не является инструментом мира. Ее цена слишком велика. Единственное, что помогает мне пользоваться ею, ведя круговорот душ от смерти к смерти, это вера в то, что мы сможем продержаться в живых до того… до того момента, когда мир переменится.

Ее слова.

Он прочистила горло. Это звучало как шелест гравия. Было ли это возможным, означало ли это, что он…?

— Я тоже мечтаю об этом, дитя, — сказал он.

Мадригал пристально смотрела на него.

— Магия не спасет нас. Понадобится огромная энергия, чтобы колдовать в таком масштабе, и выплачиваемая болью дань просто уничтожит нас. Единственная надежда… это надежда, — он все еще держал косточку, — и тебе не нужны никакие знаки для нее — либо она в твоем сердце, либо ее нет нигде. И в твоем сердце, дитя, она очень сильная. Сильнее, чем я когда-либо видел.

Он опустил косточку в свой нагрудный карман, поднялся на своих львиных бедрах и повернулся. Сердце Мадригал плакало от мысли, что он оставляет ее одну.

Но он только подошел к маленькому окну в дальней стене и выглянул в него.

— Знаешь, а ведь это была Чиро, — сказал он, круто меняя тему.

Конечно Мадригал знала.

Чиро, у которой тоже были крылья и которая последовала за ней, спряталась в роще, и все видела.

Чиро, которая словно ручная собачонка Тьяго, только ради того, чтобы ее погладили по головке, предала Мадригал.

— Тьяго пообещал ей человеческую внешность, — сказал Бримстоун, — как будто он сможет сдержать это обещание.

Глупая Чиро, подумала Мадригал. Если это было ее надеждой, то она выбрала плохой альянс.

— Ты не поможешь ему исполнить это обещание?

Бросив тяжелый взгляд, Бримстоун ответил:

— Чиро следует приложить все усилия, чтобы новое тело ей никогда не понадобилось. У меня имеется ожерелье из зубов мурены, и я никогда не думал, что когда-нибудь буду с таким нетерпением ждать момента, когда, наконец, смогу воспользоваться им. — Зубы мурены? — Мадригал не могла поверить, что он говорит серьезно. Ей стало почти жаль сестру. Почти. — Подумать только, и я позволил потратить на нее бриллианты.

— Ты была честна с ней, даже если это не было взаимно. Никогда не отказывайся от своей доброты, дитя. Оставаться сама собой, столкнувшись лицом к лицу со злом — это проявление силы.

— Силы, — сказала она с небольшим смешком, — я дала ей силу, и посмотри, что она сделала с ней.

Он фыркнул.

— Чиро не сильная. Ее тело может быть полностью покрыто алмазами, но душа ее безвольна, как бесхребетный моллюск, мокрый и дрожащий.

Это был непривлекательный образ, но сравнение оказалось подходящим.

— Который к тому же, можно легко отбросить в сторону, — добавил Бримстоун.

— Что? — Мадригал подняла голову.

Послышались звуки снаружи коридора. Шел ли кто-то? Уже пора? Бримстоун потянулся вперед к ней.