Ребекка Мейзел - Бесконечные дни

Наконец приступ прошел. Я выпрямилась. Тони пальцами вытер слезы со щеки и поджал губы, отчего сразу стало заметнее, какие высокие у него скулы.

— Я не таю от тебя никаких секретов. Эти люди опасны — и они придут сюда с одной-единственной целью: убить меня. Я не хочу, чтоб ты оказался между нами. — По темному деревянному полу скользили полосы света. Я выглянула в окно. — Мне пора.

— Но ведь еще совсем рано. — Он тоже бросил взгляд за окно.

— Едва поднявшись, солнце уже начинает клониться к закату. Родившись, мы начинаем умирать. Вся жизнь — замкнутый круг, Тони. Когда ты осознаешь это, то поймешь и то, что вампиры остаются за этим кругом, вне царства естественной жизни. Прости, но мне и правда пора.

— Погоди…

— Обещаю, я еще приду к тебе и все расскажу. О том, как я родилась, как умерла и как в конце концов попала в Уикхэм. Если только ты пообещаешь не вмешиваться в то, что произойдет нынче ночью.

— Когда? Когда ты придешь?

— Когда ты достаточно повзрослеешь, чтобы поверить: все это — лишь плод твоего воображения. Никаких вампиров не существует. А ты был просто слишком юн и не разобрался, что происходит.

— Это я уж совсем старым стану, — запротестовал Тони.

— Нет, это я буду старой.

Тони выдавил улыбку. И когда я снова повернулась к выходу, спросил:

— А больно было? Снова становиться вампиром?

— Сейчас больнее.

— Лина, ты по-прежнему мой лучший друг. Что бы ни случилось.

Уголки его губ поползли книзу, по щекам покатились слезы. Как же мне хотелось взять его за руку, выбежать из башни — и вдруг, внезапно вернуться к прежней жизни.

— Я кое в чем признаюсь тебе, — промолвила я. — Не думаю, что когда-либо признавалась в этом хотя бы сама себе. Но тебе я скажу. Потому что ты это ты. — Я улыбнулась ему — мимолетной, кратчайшей улыбкой. — Мне бы очень, очень хотелось, чтобы той ночью я не выходила ни в какой сад. Хотелось бы умереть в пятнадцатом веке, как мне было предначертано судьбой. Но нет — я тут, собираю свою жизнь по кусочкам.

Хотя Тони, конечно, ровным счетом ничего из моих слов не понял, это было уже не важно. Как не важно и то, что он не знал, как я стала вампиром. Но все равно Тони понял меня — понял, почему я это сказала. Напоследок, поглядев ему в глаза долгим пристальным взглядом, я развернулась и побрела вниз по закрученной деревянной лестнице.

— Розмарин, — сказала я женщине за прилавком с цветами и травами. Я снова была на Мейн-стрит — и знала: еще несколько часов Джастину ничего не грозит.

Продавщица связала стебли розмарина в плотный пучок, и я побрела под тенистыми навесами Мейн-стрит. Было около полудня. Мимо тек людской поток — и никто в этом потоке даже не подозревал (или, во всяком случае, никак не выказывал), что я не такая, как все. Я надвинула на лоб бейсболку и смотрела в землю. Уйдя с рынка, я еще раз проверила положение солнца и двинулась прочь от торгового центра в сторону кладбища, держа перевязанный красной ленточкой пучок розмарина в левой руке. Стиснув его покрепче, я перешла улицу и оказалась на кладбище.

Здесь было тихо. Лишь доносился шум машин с улицы у меня за спиной. Одни надгробия казались совсем старинными, были покрыты резьбой, другие — гладкие и новенькие. Я пробиралась через хитросплетение поросших травой дорожек. В голове стояли лицо Джастина, обещание Тони — и надежда, что теперь, зная обряд, я сумею вернуться. Может быть…

Хотя надгробие сделали еще до моего поспешного отъезда тогда, зимой, сама я его еще не видела. А ведь надо было. Как надо было позаботиться и о многом другом. Вот и оно! Я медленно подошла к концу ряда: здесь, на самом краю, стояло надгробие Рода. Справа начинался густой лес, совсем близко, так что ветви нависали над могилой.

Род Льюин

1 сентября 2009 года

Кто замышляет зло, уже злодей.

Щебетали птицы, легкий ветерок играл прядями волос, швырял их мне в лицо. Я закрыла глаза, силясь успокоиться. Внезапно по ушам ударила глубочайшая тишина. Я сразу поняла: где-то рядом вампир. Такое знакомое зловещее безмолвие. Глубинное знание: рядом затаился кто-то очень, очень древний. И мертвый. По-прежнему держа руки в карманах, я как бы невзначай обвела кладбище взглядом. Потом еще раз — уже более внимательно, вглядываясь в деревья и кусты на опушке леса.

Из густой зелени показался Вайкен в огромных солнцезащитных летных очках и длинной рубашке — но даже так могучие плечи и прекрасно-неземные черты придавали ему совершенно неотразимый вид. Я снова устремила взор на надгробье, как будто появление Вайкена ничуть меня не заинтересовало. Держась в тени, он приблизился и остановился справа от меня. Несколько секунд мы вместе глядели на могилу Рода.

Кладбищенскую тишину нарушали лишь трели птиц да шорох ветра в листве.

— Итак, — наконец произнес Вайкен. — Явилась защитить мальчишку. — Я молчала, разглядывая надпись на камне. Вайкен повернул ко мне голову. — Чертовски глупый поступок.

Я снова промолчала.

— Ты не хуже меня знаешь, что я связан. Как бы мне ни хотелось тебя убить — я не могу. Но остальные явились именно за этим.

Я повернулась и посмотрела ему в глаза. Ледяным тоном произнесла:

— Выходит, ты в тупике.

Вайкен заскрежетал зубами.

— Предлагаешь мне предать мое братство?

— Твое братство? Твое? Нет, смерд, это мое братство! — завопила я. — Мое братство, порождение черных дум и низких устремлений! И презренного страха.

— Они убьют тебя. Разве не понимаешь? И не понимаешь, что ты со мной-то делаешь? Что сделала со мной несколько дней назад, спасая того ребенка? Возможно, колдовство Рода и освободило тебя от оков — но я-то скован по-прежнему.

— Мне все равно.

Настал черед Вайкена переходить на крик.

— Они убьют тебя, а мне придется на это смотреть! — Голос его эхом разносился по тихому, залитому солнцем кладбищу. — Выходит, ты так и не отрешилась от зла, если готова обречь меня на такую муку! Когда-то давным-давно ты сказала мне, что будешь со мной. Всегда, сказала ты. Быстро же ты забыла свою клятву, как только вернулся Род! А я так ждал твоего пробуждения!

Я кивнула, быстро и коротко, глядя на свое отражение в стеклах очков Вайкена.

— Зачем ты пришел? — спросила я, надеясь, что Джастин послушался меня и до моего возвращения будет оставаться на улице, на свету. — Если они все равно меня убьют — зачем ты пришел?

— У тебя есть два варианта. Либо ты умрешь от своей собственной руки, либо мы тебя убьем.

Сделав над собой усилие, Вайкен снова заговорил спокойно и холодно.

Я снова смотрела на могилу Рода, все еще держа руки, исполненные новой силы, в карманах.

— По крайней мере у меня есть выбор, — процедила я, хотя каждое слово так и сочилось сарказмом.