Кассандра Клэр - Город потерянных душ [любительский перевод]

Голодание , подумал Саймон.

Он становился голодным, достаточно голодным, чтобы начать чувствовать его, словно давление во всех его венах. Это был совсем другой вид голода, нежели человеческий. Он чувствовал себя очищенным, полную пустоту внутри. Он думал, что если ударить по нему, то он зазвонит словно колокол.

— Саймон. — Его дверь была открыта и Изабель проскользнула внутрь. Ее черные волосы свободно ниспадали, почти достигая ее талии. — Ты в порядке?

— Я в норме.

Она увидела сумку у него на коленях и ее плечи напряглись.

— Ты уезжаешь?

— Ну, вообще то я не планировал оставаться навсегда, — сказал Саймон. — Я думаю, последняя ночь была… другой. Ты спросила…

— Правильно, — сказала она неестественно радостным голосом. — Ты можешь, по крайней мере, поехать обратно с Джорданом. Ты кстати обратил внимание на него и Майю?

— Обратил внимание на что?

Она понизила голос.

— Что-то однозначно произошло между ними во время их маленького путешествия. Они теперь пара.

— Это хорошо.

— Ты ревнуешь?

— Ревную? — повторил он смущенно.

— Ну, ты и Майя… — она взмахнула рукой, смотря на него сквозь ресницы. — Вы были…

— О. Нет. Нет, совсем нет. Я рад за Джордана. Это сделает его по-настоящему счастливым.

Он тоже это подразумевал.

— Хорошо. — Изабель посмотрела на него, и он увидел, что ее щеки покраснели и не только от холода. — Останешься здесь на ночь, Саймон?

— С тобой? — Она кивнула, не глядя на него.

— Алек собирается принести больше одежды из Института. Он спросил, хочу ли я вернуться с ним, но я… я лучше останусь здесь с тобою. — Она подняла подбородок, глядя прямо на него. — Я не хочу спать в одиночестве. Если я останусь здесь, останешься ли ты со мной?

Он мог сказать, как она ненавидит просить.

— Конечно, — сказал он так беспечно, как только мог, выталкивая мысль о голоде из головы или пытаясь. В последний раз, когда он пытался забыть пить, это закончилось тем, что Джордан отталкивал его от полубессознательной Морин. Но это было, когда он не ел несколько дней. Сейчас иначе. Он знал свой предел. Он был в этом уверен. — Конечно, — повторил он. — Это будет здорово.

Камилла ухмыльнулась Алеку с дивана.

— Так где, по мнению Магнуса, ты находишься сейчас?

Алек, положивший деревянную доску через два бетонных блока, соорудил нечто подобное скамейке, вытянул свои длинные ноги и посмотрел на свои ботинки.

— В Институте, собираю одежду. Я собирался отправиться в испанский Гарлем, но вместо этого пришел сюда.

Ее глаза сузились.

— И почему это?

— Потому что я не могу это сделать. Я не могу убить Рафаэля.

Камилла взмахнула руками.

— А почему нет? У тебя с ним какая то личная связь?

— Я только едва знаю его, — ответил Алек. — Но убить его это преднамеренно нарушить Соглашение. Не то чтобы я не нарушал закон прежде, но есть разница между нарушением его ради благой цели и нарушением ради собственного эгоизма.

— О, Боже. — Камилла начала прохаживаться. — Упаси меня от Нефилима с его совестью.

— Извини.

Ее глаза сузились.

— Прости? Я сделала тебе… — она прервалась. — Александр, — она начала более невозмутимым тоном. — Как насчет Магнуса? Если ты будешь продолжать в том же духе, ты потеряешь его. — Алек смотрел, как она двигалась, словно кошка, невозмутимо, ее лицо не отражало ничего кроме любопытной симпатии. — Где Магнус родился? — засмеялась Камилла.

— Ты даже этого не знаешь? Боже мой. Батавия, если бы ты знал. — Она фыркнула в ответ на его непонимающий взгляд. — Индонезия. Конечно, потом она стала именоваться Голландская Ост-Индия. Его мать была местной, я думаю; а его отец был каким-нибудь нудным жителем колонии. Ну, его ненастоящий отец. — Ее губы скривились в улыбке. — Кто был его настоящим отцом?

— Отцом Магнуса? Демон, разумеется.

— Да, но какой демон?

— Какое это может иметь значение, Александр?

— Мне кажется, — упрямо продолжал Алек, — что это очень могущественный, высший демон. Но Магнус не хочет говорить о нем.

Камилла откинулась на диване со вздохом.

— Ну конечно он не хочет. Нужно оставлять какую-то тайну в отношениях, Алек Лайтвуд. Книга, которую кто-то еще не прочел, всегда гораздо более захватывающая, чем та, которую уже заучили наизусть.

— Ты имеешь в виду, я рассказываю ему слишком много? — Алек ухватился за этот обрывок совета.

Где-то здесь, внутри этой холодной, красивой оболочки женщины, был кто-то, кто делился с ним уникальным опытом — любить и быть любимым Магнусом. Наверняка она должна знать что-то: какой-то секрет, ключ, который поможет ему не налажать со всем этим.

— Почти уверена. Хотя, ты живешь так мало, я не представляю, о чем ты можешь рассказывать. У тебя уже, наверняка, закончились все забавные истории.

— Ну, похоже, твоя политика ничего не рассказывать ему тоже не сработала.

— Я не была в этом настолько заинтересована, как ты.

— Ладно, — спросил Алек, осознавая, что это было плохой идеей, но он ничего не мог поделать с собой, — если бы ты была заинтересована в том, чтобы удержать его, что бы ты сделала иначе?

Камилла драматически вздохнула.

— Дело в том, что ты слишком молод, чтобы понять, что мы все скрываем что-то. Мы скрываем это от наших любимых, потому что хотим выглядеть как можно лучше, но еще и потому что если это настоящая любовь, мы ожидаем, что наши любимые просто поймут это, не задавая вопросы. В настоящих отношениях, тех, которые длятся годами, есть немое общение.

— Н-но, — Алек запнулся, — я думал, что он хотел, чтобы я открылся ему. Я имею в виду, мне очень сложно быть открытым даже с людьми, которых я знаю всю свою жизнь — как Изабель, или Джейс…

Камилла фыркнула.

— Это совсем другое, — сказала она. — Тебе больше никто не нужен в твоей жизни, как только ты нашел свою настоящую любовь. Не удивительно, что Магнус не может открыться тебе, когда ты настолько зависишь от других людей. Когда любовь настоящая, вы должны удовлетворять каждое желание друг друга, каждую потребность — Ты слушаешь, Александр? Потому что мои советы ценны и не даются часто…

Комната была наполнена полупрозрачным заревом.

Клэри села, глядя на спящего Джейса. Он лежал на боку, его волосы отливали медью в голубоватом свете. Он подложил руку под щеку, как ребенок. Шрам в виде звезды на его плече был обнажен, как и следы от старых рун на руках, спине и боках. Она задумалась, считали ли другие люди шрамы такими красивыми, как она, или она считала их такими только потому, что она любила его и они были частью него. Каждый из них имел свою историю. Некоторые из них спасли его жизнь.

Он забормотал во сне и перевернулся на спину.