Дэви Дэви - Дети надежды

— Не-а, — Малыш энергично мотает головой. — Я выкручусь, я же умница, так?

— Малыш, — не сдавался Яромир, — Ты мне нужен… Мне… Мне… Как же я справлюсь…

Он посмотрел назад, вглубь салона, на носилки… Малыш проследил за его взглядом.

— Нет, Яромир, тут я тебе не помощник, это твоя ноша — сам её и неси.

Именно эти слова заставили Яромира осознать, что — да, Малыш прощается с ним. Возможно, навсегда… Скорее всего, навсегда.

Раздался ещё один сигнал, более резкий и настойчивый, пол под ногами Яромира заходил ходуном.

— Малыш… Ты… Я… — так мало времени. Так невозможно трудно подобрать слова — нужные, важные. — Ты для меня… Ты самый…

— И ты для меня… — крик Малыша тонет в нарастающем шуме двигателей. — Только не возвращайся! Слышишь, никогда не возвращайся! Потому что…

Губы Малыша шевелятся, он говорит, говорит ещё что-то… Но дверь захлопывается, и шлюпка взлетает. А Яромир всё стоит, прислонившись к закрытой двери. Ему кажется: он знает, что сказал Малыш, он слышит его слова сквозь расстояние, которое становится все больше. И он понимает, что эти слова всегда были с ним, хранили его от всего, от чего только были в силах сохранить… Незаметно согревали в холод, давали тень посреди палящего зноя… Придавали сил, когда боль казалась невыносимой, а тоска — безысходной…

«Эйдо Мар… Малыш… Прости».

… Он подходит к носилкам, касается пальцами золотой прядки… Что ж, всё, как хотел, — новый мир, новая жизнь. «Теперь только ты и я».

Он вынырнул из темного забытья.

Пока ещё не было сил пошевелиться, даже открыть глаза… он пока ещё не мог вспомнить, как это — двигаться. Просто понял, что он — есть, а темнота закончилась.

А потом он вспомнил… боль… Боль, окунувшая его во тьму… Сейчас ничего не болело. Но он чувствовал… холодно… И где-то был свет… Если открыть глаза… Но он, почему-то, боялся это сделать, боялся увидеть — мертвую птицу с остекленевшими глазами и сломанными крыльями… Птица… красивая… мертвая…

— Эстэли… — прошептал он. И обрывки воспоминаний начали соединяться.

… Дом Эстэли. Ночь. Солдаты. Крики и ругань. Высокий, зеленоглазый… Майор Шоно… Страшно… Эстэли с ножом. Зачем?.. Выстрел. Мёртвые глаза… руки тянутся к нему… Потом… больно… Везут куда-то. Больно дышать… Горит всё… внутри… Густая кровавая пелена… вокруг… везде… Руки прикасаются. Очень больно, не надо, не трогайте!.. Знакомые звуки. Жужжание приборов, звяканье инструментов. Запах… анестезия?.. И — провал в темноту…

… Он открывает глаза. Свет мягкий, приятный, но какой-то… неправильный, падает не сверху, а сбоку. А сверху — белый потолок, вокруг все белое, только слева, откуда идет свет… Ой, что за странная стена? Это картина? С подсветкой? Трава зеленая, деревья… много деревьев, а свет пробивается сквозь листву… Или — не картина, стекло, а за ним — оранжерея? Листья и трава шевелятся, как будто ветер…

«Где же я?» Дани осматривается: белое, всё белое. Стены, дверь, простыни… надо сказать, чтобы принесли что-нибудь… чтобы укрыться… потеплее. Позвать кого-нибудь… неважно, кого — здесь врачи… свои… Это успокаивает.

Хоть и странное место. Не похоже ни на одну из известных ему клиник. Тут всё иначе, всё другое — палата, приборы. Даже дверь странно открывается… Точнее, дверь открывают. И заходит… Нет, не может быть, это… женщина?!

Сначала Дани изумленно разглядывает высокую грудь, округлые бедра, симпатичное строгое лицо. И только потом замечает, что форма на… женщине-враче?.. не такая, какую он привык видеть. Мысли после анестезии двигаются медленно, неповоротливо, но, в конце концов, выстраивают единственное разумное объяснение происходящему: это не Элпис.

А женщина-врач улыбается ему ободряюще, смотрит на показания приборов и, кажется, довольна тем, что видит, спрашивает:

— Как Ваше самочувствие?

Выговор у неё интересный. Дани приходилось общаться с иностранцами, но он не припомнит ничего похожего.

— Где я? — голос слушается плохо, язык еле ворочается, он, скорее, не говорит, а хрипит что-то невнятное.

Но она понимает.

— Вы на Ильме. Это госпиталь благотворительной организации. Вас привезли вчера, доставили сюда прямо с корабля. Операция, которую Вам сделали на Элпис, была удачной, и организм у Вас очень крепкий. Так что, пройдете курс необходимых процедур, и мы быстро поставим Вас на ноги.

Мысли начали двигаться быстрее.

— Ильм? Операция? Меня оперировали? Привезли на Ильм? На корабле?

Нормальная речь тоже постепенно возвращалась. Правда, вместо хрипа теперь из горла вырывался сиплый шепот. Но, хотя бы, разборчиво…

— Да-да, нам сказали, что Вы были без сознания, когда покинули Элпис. И об операции ничего не знаете.

Сказали? Кто? Кто привез его сюда? А операция? Кто спасал ему жизнь? И зачем?.. Он же никому не нужен… Кроме Эстэли. А Эстэли больше нет. Птица… Умерла…

Взгляд женщины стал участливым, она аккуратно промокнула ему глаза салфеткой.

— Теперь Вы в безопасности, всё будет хорошо, вот увидите. Сделать Вам укольчик успокоительного?

Дани замотал головой. Ему было неловко, что он сейчас так… плохо себя контролировал.

— Нет, не надо успокоительного, — ещё не известно, чем у них тут успокаивают. — Если можно… Укрыться… потеплее.

— Хорошо, — она улыбнулась. — Сейчас принесут.

Одеяло принесли сразу после её ухода. Очень тонкое, чуть плотнее простыни, но очень теплое. Новые технологии?..

Санитарка… или как они тут называются?.. — да, тоже женщина, точнее, совсем юная девушка — укрыла его и показала на кнопку над тумбочкой:

— Это звонок, на случай, если что-то понадобится. А если почувствуете себя хуже, звоните обязательно. Договорились?

Она ушла. А Дани… Надо было тщательно обдумать… Этот разговор с врачом… словно отнял последние силы… Дани повернул голову к окну и смотрел на колышущуюся под ветром траву, пока веки не отяжелели… «Не спросил… самое главное… кто… спас…»

Наверное, это не было настоящим сном — просто очередное погружение в темноту, только не такое глубокое, как раньше. Он барахтался где-то у поверхности этого озера забытья. И вытащил его оттуда очередной приход санитарки. Она сняла показания приборов, поинтересовалась, не нуждается ли он в чем-нибудь…

— Ваша должность… Как здесь называют младший медперсонал?

— Медсестра, — она улыбалась. Вежливо и немного… кокетливо. Это был хороший знак — видимо, не так уж он скверно выглядит, как себе представлял.

— Но можно и по имени, — она указала на табличку, прикрепленную к нагрудному карману. — Хельга. Так меня зовут.