Алисон Ноэль - Темное пламя

— Медитация! — улыбаюсь я. — Очистить мысли, сосредоточиться на позитиве… Все в таком духе.

Роман закатывается хохотом, трясясь и всхлипывая от смеха, а мне хоть бы что.

Когда истерика стихает, Роман говорит:

— Старина Деймен и тебя сманил в Гималаи? Вот дурной дедуля, ничему не учится…

— Прости, а разве ты сейчас не медитировал?

— Это совсем другое, золотце ты мое! Я искал одну вполне конкретную особу, а не взывал к какой-то выдуманной вселенской ерунде. Пойми, Эвер, мы существуем здесь и сейчас! — Он хлопает рукой по изголовью. — Вот — наш рай, наша нирвана, наша Шангри-Ла, называй как хочешь. — Его брови ползут вверх, язык облизывает губы. — Больше ничего нет, ни в буквальном, ни в переносном смысле. Отыскивать какой-то высший смысл — только время зря тратить. У тебя, правда, времени навалом, но все-таки обидно смотреть, как ты его транжиришь. Деймен плохо на тебя влияет. — Роман ненадолго задумывается. — Ну что, попробуем еще разок? Ты ко мне пришла, вся такая красивая, а я уже готов тебя простить за прошлое — на мне все быстро заживает. Кто старое помянет, и так далее. Только не притворяйся больше Триной и не пробуй меня подловить, тогда мы отлично поладим. Хотя ты меня уже несколько раз отшивала, странное дело, от этого ты нравишься мне еще больше. Ну, что скажешь?

Он с улыбкой отпихивает подушку, освобождая для меня место рядом с собой.

Сегодня его фокусы на меня не действуют. Я в самом деле подхожу ближе, однако по совсем иной причине.

— Я пришла не за этим.

Роман пожимает плечами, будто ему все равно.

Спрашивает, рассматривая идеально ухоженные ногти:

— Тогда зачем? Давай, выкладывай, а то скоро Хейвен придет с концерта. Думаю, ни тебе, ни мне очередные скандалы не нужны.

— Я не хочу вредить Хейвен, — вздыхаю я. — И тебе тоже зла не желаю. Я пришла обратиться к лучшим сторонам твоей натуры, только и всего.

Роман смотрит на меня, вытаращив глаза. Он явно ищет какой-то подвох.

— Я знаю, у тебя они есть. Лучшие стороны, в смысле. Вообще-то я все о тебе знаю. И о том, что твоя мама умерла при родах, и что отец тебя бил, а потом ты остался совсем один… Словом, все.

— Черт бы тебя побрал, — чуть слышно произносит Роман, широко раскрыв голубые глаза. — Этого никто не знает. Откуда?..

Пожимаю плечами — какая, мол, разница?

— И теперь, зная все, я уже не могу тебя ненавидеть. Не лежит душа.

Роман недоверчиво прищуривается и говорит с вызовом, как обычно:

— Ненавидишь, золотце, еще как ненавидишь. Ты так любишь меня ненавидеть, что ни о чем другом и думать не можешь!

Спокойно качнув головой, я присаживаюсь на краешек кровати.

— Раньше так и было. Теперь все иначе. Я пришла сказать, что я тебе сочувствую. Правда. Тяжело тебе пришлось.

Роман отводит глаза и, стиснув зубы, отбрасывает ногой одеяло.

— Нечего меня жалеть! Ты, золотце, пожалей лучше о том, что сделала с Триной. А без остального как-нибудь обойдемся. Меня не волнует, что ты вдруг возжаждала помогать бедным, убогим и обездоленным. Не нужно мне твоего сочувствия, дорогуша. Я далеко не тот ребенок. Присмотрись повнимательнее, Эвер, сама убедишься! — Он шутовски разводит руки в стороны, словно приглашая полюбоваться. Зрелище, надо признать, великолепное. — Я веду в игре! И уже не одно столетие.

— В том-то и дело. Для тебя всё — игра. Можно подумать, жизнь — большое игровое поле, а ты — фишка, которой обязательно нужно обогнать остальных на три клеточки. Ты никому не доверяешь, не позволяешь себе сблизиться, не представляешь, что значит любить и быть любимым, потому что тебя никто никогда не любил. Конечно, многое в своей жизни ты мог бы решить иначе, но трудно подарить другому человеку то, чего сам ни разу не испытывал. Поэтому я тебя прощаю.

— Что-что? — Роман зло сверкает глазами. — Сеанс любительского психоанализа? Может, еще и счет выставишь?

— Нет, — отвечаю я спокойно, не отводя взгляда. — Я просто объясняю, что сражение окончено. Я не хочу больше с тобой воевать. Я тебя люблю и принимаю, нравится тебе это или нет.

— Ну, докажи! — Он снова хлопает по кровати. — Залезай сюда и покажи, как ты меня любишь!

— Это совсем другая любовь. Истинная, не ставящая условий. Не физическая. Я люблю тебя как личность, как бессмертную душу. Люблю, потому что устала ненавидеть. Люблю, потому что наконец поняла, почему ты такой. Я изменила бы прошлое, если бы могла — но я не могу и потому просто тебя люблю. Надеюсь, ты в ответ тоже захочешь сделать что-нибудь хорошее, а если нет… По крайней мере, я попыталась.

— Черт возьми! — Роман морщится, как будто мои слова причиняют ему боль. — Кто-то тут превратился в хиппи! — Он снова откидывается на подушки и говорит, посмеиваясь: — Отлично, Эвер, значит, ты меня любишь и прощаешь. Молодец! Браво! А вот тебе новость: противоядия ты все равно не получишь. Ну как, все еще любишь — или уже опять ненавидишь? Насколько глубока твоя любовь, если процитировать старую песенку семидесятых годов — ты ее наверняка не знаешь. Жаль мне ваше поколение… Какую дрянь вы слушаете вместо музыки! Взять хотя бы сегодняшний концерт, на который помчалась Хейвен. «Могучие гопники» — что за название для музыкантов?

Я только плечами пожимаю. Сразу видно, что Роман пытается замять разговор. Ничего не выйдет, он меня не собьет.

— Не хочешь — не отдавай. Я не собираюсь ничего у тебя выпрашивать.

— А что ты собираешься делать? Эвер, зачем ты пришла? Противоядие тебе не нужно, потрахаться тоже, хотя на самом деле тебе это необходимо, невооруженным глазом видно. Врываешься, отвлекаешь меня только ради того, чтобы признаться мне в возвышенной любви? Извини, как-то не верится.

— Само собой, — отвечаю я совершенно спокойно. Примерно этого я и ожидала. Все идет, как задумано. — Тебе трудно поверить, потому что с тобой ничего подобного раньше не случалось. За шестьсот лет ты ни разу не испытал настоящей любви. Грустно. Трагично даже, но ты-то не виноват. Прими к сведению: именно так она и выглядит. Так ощущается. Знай, что я тебя прощаю, несмотря на все, что ты мне сделал. И поэтому ты больше не можешь причинить мне зла. Не отдашь противоядие — ладно, мы с Дейменом что-нибудь придумаем. Главное — что мы любим друг друга. Истинную любовь невозможно разрушить, она выдержит любые испытания. Если ты решил продолжать в том же духе, не жди, что я буду с тобой сражаться. Мне это ни к чему. Предпочитаю жить своей жизнью. А ты?

На какой-то краткий миг я понимаю, что победила. В глазах Романа мелькает понимание: игра окончена. Игроков нужно двое, а один из них только что играть отказался. Но эта искра немедленно гаснет, и прежний Роман говорит:

— Дорогуша, неужели все так серьезно? Неужели вы готовы всю оставшуюся вечность невинно держаться за ручки? Даже и того вам нельзя, хоть вы и соорудили для себя энергетический презерватив! Все-таки это совсем не то, правда, золотце? Ничего общего вот с этим!