Дылда Доминга - Изоморфы

Летиция поставила чашку на стол, отгоняя от себя глупые воспоминания. Теперь он был ее врагом, Дюпре ненавидел и презирал ее. И было бы ошибкой недооценивать его, как противника. Ей необходимо было как следует встряхнуть Гая.

— Как провела время? Шампанское и фрукты были хороши? — Гай смотрел, как Летиция по-хозяйски располагается в кресле его номера, сбрасывая туфли на невероятном каблуке и укладывая ноги в колготах на пуфик.

— Да, все отлично, — легко улыбнулась она и пристально посмотрела на Гая. — Кажется, ты хотел чем-то со мной поделиться.

Гай приблизился к ней, опустился у ее ног на пол и стал разминать большими сильными пальцами ее изящные ступни. Потом его рука, будто невзначай, прошлась по ее ноге выше.

— Гай-Гай, — покачала головой Летиция, — ты бы еще мог играть в эти игры, если бы не устроил вчера такой грандиозный концерт за стенкой.

— Тебе понравилось? — ничуть не смутившись, поинтересовался он.

— Мне? — фыркнула Летиция. — С чего мне это должно было понравиться? Спроси лучше у своей вчерашней девицы.

— Ты ведь не захотела составить мне компанию, — его руки теперь разгуливали по обеим ногам Летиции, что очень отвлекало, поэтому она вынуждена была убрать ноги с пуфика, давая Гаю понять, что он переступил некую черту.

— Прекрати заговаривать мне зубы. Я приехала сюда не слушать концерты за стеной и не заниматься с тобой словесными играми. Мне нужен ответ, Гай.

— Ладно, — казалось, он принял для себя очередное решение. Нуд поднялся, сделал небольшой круг по комнате и, наконец, произнес: — Я застрял, Летиция.

— В каком смысле застрял? — недоверчиво посмотрела на него женщина.

— В самом прямом. Я не могу покинуть это тело. Ты же не хочешь моей гибели? — он вновь опустился перед ней на колени, но теперь в его глазах была настоящая мольба. — Все, что мне нужно — это еще немного времени, и я разберусь с этим.

— Прости, — пробормотала Летиция, — но почему ты не можешь покинуть это тело? Только не говори, что дело в любви — я все равно не поверю. Более циничного субъекта, чем ты, Гай, еще поискать.

— Это было раньше, — Гай в отчаянии потрусил головой. — Да, я признаю, что во многих случаях вел себя, как последний подонок. И что пытался тебя соблазнить, — он вновь поднял глаза на Летицию, и она не могла наверняка сказать, лжет он или говорит правду: в его взгляде светилось такое искреннее раскаяние и сожаление, которого она уже давно ни в ком не видела.

— О чем ты говоришь, Гай?

— Да, я… — он тяжело вздохнул и опустил голову, словно подставляя ее под воображаемый топор, — я влюбился.

Летиция захохотала, но смех ее растаял в воздухе, поскольку Гай оставался по-прежнему серьезным и коленопреклоненным перед ней, будто она была его судьей. Но, видит Бог, судить любовь сейчас было не в ее силах.

— Ты знаешь, что за тобой следят? — после затянувшейся паузы спросила Летиция.

— Да, русские, — отозвался Гай, по-прежнему не вставая.

— Не только русские, Гай. Я видела Дюпре!

— Дюпре здесь? — казалось, эта новость его удивила.

— Да, твоей милостью! — гнев залил бледные щеки Летиции легким румянцем.

— Прости, прости меня, — Гай склонился еще ниже к ее коленям и уткнулся в них головой. Летиция обожала, когда так делал Антуан. Ей нравилось перебирать его густые темные волосы, ощущать кожей восхитительный шелк его прядей, струящихся, тяжелых, непослушных.

— Гай, но почему так долго? — Летиция очнулась от туманящего рассудок наваждения.

— Долго? — глаза его светились истинным отчаянием. — Я познакомился с ней еще в Бельгии. И я не мог… — голос его сорвался, и Летиции стало искренне его жаль, рука ее невольно коснулась коротко стриженых волос Гая и замерла, не найдя того, что искала.

— Я не мог стать другим, — закончил он. — Дай мне еще хотя бы неделю.

— У тебя есть день, Гай, — грустно произнесла Летиция. Не это она ожидала обнаружить. Не влюбленным хотела становиться разлучницей. Что бы она сама сказала реберфам, приди они к ней в ту пору, когда она была без ума от Антуана и потребуй все немедленно бросить? Послала бы их подальше, боролась до последнего, но не позволила им отнять у себя самое дорогое.

— Три дня, — взмолился несчастный.

— Хорошо, три дня, — сдалась Летиция. — Но, Гай, — она строго посмотрела на мужчину, — через три дня ты должен покинуть это тело. И мне все равно, что это будет: несчастный случай или убийство, но Нуд не должен покинуть эту страну. Ты меня понял? — Гай обреченно, но с готовностью кивнул. — И чтоб без всяких фокусов! — Скорее для острастки, чем с настоящим подозрением, напутствовала она Нуда.

Гай провожал ее до дверей номера со слезами на глазах, и Летиции тем сильнее было не по себе, чем больше проявлений его чувств она видела.

— Что в ней такого особенного? — не удержалась она.

— Тебе ли не знать, — ответил он, глядя ей в глаза.

Летиция тяжело сглотнула и, наконец, покинула его номер. Стоило ей только закрыть дверь собственного, как она тут же расплакалась. Упала на кровать и рыдала так, как уже давно с ней не случалось. Одри оплакивала Антуана. Она ненавидела себя за того мужчину, которого притащила ночью в номер, чтобы забыться, стереть воспоминания об их сумасшедшем сексе вчера вечером. Она ненавидела себя за то, что не смогла сказать Дюпре правды, когда еще было не поздно. Если бы он услышал от нее о том, кто она, возможно, у нее было бы время показать ему, что реберфы — не такое уж и зло. Хотя о чем она говорила — ведь они приносили людям смерть, и это была непреложная истина. Паразиты. Он никогда бы не смог ее полюбить по-настоящему. Но иногда, иногда она не могла не позволить себе хотя бы мечтать. Так она и прожила в мечтах те несколько месяцев, что они были вместе.

Остальные реберфы сочли это ее шуткой, забавой, пощечиной организации, безрезультатно преследовавшей их в течение десятилетий. Никто не мог понять, что в основе всех ее действий тогда лежала любовь, самое обыкновенное и самое прекрасное человеческое чувство. Не увлечение или секс, которым обычно занимались друг с другом реберфы, рядясь в красивых людей, как в платья, а что-то большее, что-то настоящее. Настоящее в мире их бесконечной фальши.

А теперь все то же самое переживал Гай — кому, как не ей было понять. Ему стоило сразу довериться Летиции, а не флиртовать с ней. Она понимала, что Гай не может сменить это тело, а потом в один прекрасный день заявиться к своей девочке в другом и разыграть всю историю сначала. В конце концов, люди — не куклы, и каждая новая история никогда не будет точно такой же, как старая. И как больно было бы тому же Гаю в теле другого человека видеть, как его девочка скорбит по нему прежнему, как убивается от горя одинокими ночами, и как плачет украдкой, лежа в постели рядом с ним новым. Они обладали величайшим преимуществом на свете, но и таким же величайшим проклятием.