Юлия Куркан - Государственные интересы

Потому, оказавшись на улице, я подхватила топор, сиротливо валяющийся у поленницы, и забежала за угол хатки. И сделала это очень вовремя, потому что на пороге появился отчаянно сквернословящий и проклинающий как меня, так и всю мою родню до пятого колена, лесник. Он был далеко не дурак, и беглого взгляда на мои следы ему хватило, чтобы понять, куда я побежала. Дух-Хранитель, ну пошли мне хотя бы одного глупого врага, а?

Покуда лесник ковылял ко мне, я спрятала руки с топором в полах плаща. Я не хотела убивать, и надеялась, что дело все же удастся решить миром.

— Тварь! — конструктивно высказался мужик, увидев меня.

— Мерзавец! — охотно поддержала я беседу.

— Своими руками придушу! — наступая на меня, шипел мужик не хуже рассерженной гадюки.

— Я им живая нужна, — тактически отступая, кивнула я в неизвестном направлении.

— Это ненадолго! — заверил меня лесник. В глазах мужика горело явное желание изнасиловать и убить. Причем, не поручусь, что именно в такой последовательности.

— Послушайте, давайте все же договоримся миром. Вы меня отпускаете, а я не сообщаю Королю, чем вы здесь занимаетесь? — я все же попыталась подать голос разума. Жаль, что к нему никогда не прислушиваются.

— Поздно, княжна, — хрипел мужик. — Ты теперь отсюда никуда не денешься… — извернувшись, этот подлец схватил меня за горло, и принялся с неподдельным энтузиазмом душить.

Как говорят, утопающий хватается за последнюю соломинку. В моих руках было нечто потяжелее. Я точно не скажу, в какой момент моего удушения я поняла, что очень хочу жить, и дорожу своей жизнью гораздо больше, чем существованием этого мерзавца, который отправил на тот свет не одну девицу. Поэтому в первый раз я ударила коротко, почти без замаха. Попала куда-то по ноге, или в район бедра, не могу сказать точнее, потому как задыхалась, и перед глазами стояло черное зыбкое марево. Завопив, мужик отпустил меня и повалился на землю, хватаясь за ногу, и пытаясь пережать края раны, чтобы остановить кровь.

Я могла бы в тот момент уйти. Он был слишком занят собой, ему было больно и не до меня, однако… Я, кашляя, мало что понимая, ударила во второй раз, в грудь. Мужик сдавленно засипел, поднял на меня стекленеющие глаза, пытался что-то пробулькать, но подавился кровью, обильно пошедшей у него изо рта. Так продолжалось еще пару минут, после чего он затих уже навсегда. В его глазах застыло недоверие и какое-то почти детское удивление. Впоследствии, мне часто будет сниться именно этот момент.

Боевая ярость понемногу отступала, и меня начинало трясти. Я не убила ту мужеподобную женщину в темнице, потому, что некий внутренний запрет не давал мне этого сделать. Но я лишь отсрочила неизбежное. Вот он — мой первый труп. Точнее, не мой, а получившийся при моем активном споспешествовании. Лежит, уставившись стеклянными глазами в просвечивающее сквозь кроны деревьев голубое небо… И я — все еще кашляющая, тяжело дышащая, стою, склонившись над трупом, все еще не в силах поверить, что это — моих рук дело.

И убивать, оказывается, просто. Я была в ступоре, меня мутило, и я никак не могла отвести глаза от трупа. Вопроса: «как я могла?» передо мной не стояло. Потому что в какое-то решающее, почти судьбоносное, мгновение поняла, что своя жизнь гораздо дороже.

Меня с детства готовили к тому, что у политика не может быть чистых рук и кристальной совести. А потому и понятия о жизни и справедливости у меня несколько отличались от общепринятых. Однако, в политике убирать врага предписывалось тонко, и с далеко идущими последствиями. Все та же игра в шахматы, когда каждый следующий ход должен быть просчитан. Неугодных травили, заказывали наемным убийцам, подставляли, но почти никогда не опускались до вульгарного топора во все доступные части тела. Учителя были бы мною недовольны…

Дух-Хранитель, о чем я думаю? Я же убийца…

Видно, организм не выдержал моральных терзаний, и меня стошнило. Как ни странно, после этого я смогла мыслить более четко и ясно. К тому же, пришло некое сожаление о так некстати покинувшем меня завтраке. Я так радовалась, что наконец-то поела вдосталь… Вообще, я старалась думать о чем угодно, кроме трупа злополучного мужика. Кажется, это называется боевым шоком. Насколько я знала, в батюшкиных войсках давал молодому бойцу оплеуху, а после поил до скотского состояния. Оплеух мне и так за последнее время хватило, а голову следовало держать в трезвости. Значит, оставалось лишь смириться со свершившимся фактом: я — убийца.

И прочь все терзания, мне предстоит еще долгая борьба за свою жизнь и свободу!

Место преступления я покидала хоть и в спешке, однако не в такой, чтобы забыть о воде и провизии. В итоге, буквально чувствуя, как преступный мир затягивает меня все глубже, ниже падать уже некуда, и здраво понимая, что терять тоже нечего, я вернулась в избушку и нашла там небольшую котомку, в которую и уложила кусок вяленого мяса, пяток яиц, пару огурцов, баклажку с водой, веревку, трут и огниво. Естественно, нашла и забрала почти уже свои ножны с кинжалом. Стараясь не представлять вольготно расположившийся позади избушки труп, я подумала, и прихватила с собой грубое одеяло, которым меня укрывали прошлым вечером. Здраво рассуждая, хозяину оно уже не понадобится, а я, если не хочу стать вторым таким же веселым мертвецом, должна хоть немного побеспокоиться о своем здоровье. Ночевки под открытым небом на холодной земле оное явно не укрепляли.

Надо сказать, что, выскочив из избушки, я испытала натуральное облегчение. А то все казалось, что злосчастный труп с явным неодобрением следит за моим самоуправством, и видит, что я делаю, даже сквозь стены. Нескоро, ой как нескоро забуду я этот день. Но сейчас все мысли были вытеснены другими и куда более насущными: куда идти и как выжить?

То, что я совершенно не умею ориентироваться в незнакомой местности, я поняла тогда, когда попала на уже знакомую полянку с обильно цветущим малинником с одной стороны, и трухлявым пнем — с другой, в третий раз. Уж не знаю, как я умудрялась, стараясь идти строго по прямой, делать большой круг и каждый раз возвращаться на одно и то же место, однако факт оставался фактом. Стараясь не поддаваться недостойному порыву шумно и сквернословно выразить свое неодобрение ситуацией в целом, я предприняла еще одну попытку самостоятельно выбраться из порядком надоевшего мне леса.

Иллюзий, что меня не будут преследовать, я не питала, поскольку прекрасно понимала, что подал лесник сигнал, или нет, а сбежавшую пленницу, коей я сейчас являлось, ловить все равно надо. Так что, помимо хищников, которые неизъяснимой милостью Древа мне еще не повстречались, по лесу наверняка бродит злющая ловчая бригада. А я все никак не могу выбраться с этой почти что заколдованной полянки. Впрочем, чего зря на колдовство пенять, если сама виновата? Чувствуя, что если еще пару раз попаду на это злополучное место, то начну сама активно призывать своих врагов (лишь бы пришли, и вытащили меня отсюда!), я старалась идти по прямой, надеясь если на найти тропу, то хотя бы выйти из леса.