Юлия Куркан - Государственные интересы

— В общем-то, все то же, что собиралась. Останусь здесь и выйду замуж, — ответила я, криво улыбнувшись.

— Вы не производили впечатление девицы, горящей желанием принести себя в жертву, — произнес собеседник.

— И не собираюсь, — спокойно ответила я. — Видите ли, я, как это ни печально, весьма азартна. Мне бросили вызов, и я постараюсь сделать так, чтобы в этой игре мне выпало три шестерки.

— Это опасная игра.

— Знаю, но ничего другого не остается, — пожала плечами я. — В самом деле, выбор сделан, кости брошены, оставалось лишь ждать, какой гранью они выпадут. К чему ненужный страх?

— Остается, — глухо произнес Король. — Ярослава, я предлагаю тебе стать моей женой.

— О… — некоторое время я могла лишь остолбенело хлопать глазами. — Постойте, — нашлась я. — Я понимаю все ваше благородство, однако не нуждаюсь в подобных жестах… жертвах, с вашей стороны. Я могу справиться сама.

— А что, если, — Колдун поднял голову и посмотрел мне в глаза. Весь поток моих неловких слов разом прекратился. — Это не жертва? Что, если это взвешенное и обдуманное решение взрослого человека? Послушай, Ярослава, эта неделя не прошла для меня даром. Я думаю, что полюбил тебя. По-своему, как могу, но все же… Это предложение — не дань вежливости.

— Спасибо, — прошептала я, чувствуя, что всякие слова и благодарности совершенно неуместны. — Я, кажется, тоже тебя люблю, — почти зажмурившись, словно в омут с головой бросилась я. — Просто мне казалось, что подобные проявления чувств для меня не характерны. Что я просто не умею любить. Но… Все то светлое, на что я способна, похоже, досталось тебе, — выдавить из себя главное признание оказалось сложнее всего. Потом дело пошло значительно легче.

— Так ты выйдешь за меня? — требовательно спросил Колдун.

— Я… Нет, — решилась, наконец, я.

— Почему?

— Ты не понимаешь, — с отчаянием произнесла я. — Кем я приду к тебе? Безродной нищенкой с позором бежавшей из своей страны, отдавшей свой народ чужакам? А ведь так и произойдет, если я соглашусь на твое предложение. Мое положение, как будущей княгини, еще очень шаткое. Альберт сделает все, чтобы очернить моё имя, да что там! Он просто женится на вдовствующей Ядвиге. И всем будет плевать, что настоящая наследница — я! Мой народ изгонит меня. Блудная невеста, сбежавшая почти что со свадьбы. Позор! Нужна ли тебе буду такая я — предавшая свою честь, растоптавшая, ради личного блага, честь страны? Подумай, хорошенько подумай. Нас родили и воспитали правителями, в этом нет нашей вины. Но ты не сможешь жить с той, кого не сможешь уважать, а я не смогу жить, не уважая себя.

— Я все понимаю, Яра, ты права. Но хотя бы иногда ты можешь поступать так, как велит тебе сердце, а не чувство долга? — тихо спросил он. Сердце в данный момент разрывалось, и требовало никуда не отпускать мужчину, сидевшего так близко. Чувство долга было спокойно. Оно знало, на чьей стороне победа.

— Я не приду к тебе нищенкой, и не унижу тебя мезальянсом, — повторила я, опустив голову, будучи просто не в силах смотреть колдовские разноцветные глаза.

— Я понял, княжна, я все понял, — бесцветным голосом произнес он, гордо вскидывая подбородок.

— Да ни Короеда ты не понял! — взорвалась я. — Послушай меня, Колдун, послушай внимательно. Ты привык предсказывать другим, так теперь я скажу тебе. Однажды я приду к тебе сама. Не как жертва, нуждающаяся в защите, но как равная, добившаяся своего и осуществившая все цели. И вот тогда ты посмотришь на меня, и скажешь: нужна ли тебе такая Ярослава? — этот яростный порыв высосал из меня почти все силы. Последние слова я почти прошептала, и искренне надеялась, что сказала правду.

— Я хочу надеяться, что так будет, Яра, очень хочу, — в тон моим мыслям сказал Колдун. — И больше всего потому, что хочу доказать тебе: ты нужна мне любая. А пока, будь по-твоему… — он встал, сделал шаг, и, видимо, собирался уйти с помощью колдовства.

Для меня эти мгновения растянулись в вечность. Я вдруг неожиданно поняла, что сейчас он уйдет, и я могу больше никогда его не увидеть! Надо быть честной хотя бы с собой: я хожу по грани, и могу умереть в любой день. Я начала игру, в которой кто-то из нас двоих: я или Альберт — должен был остаться в живых. Очень может быть, что однажды просто некому будет прийти к Колдуну…

— Подожди, — я не узнала свой голос, и не совсем понимала, что творю. — Подожди. Ты можешь продлить эту ночь?

Он обернулся. В его глазах была совершенно невообразимая смесь удивления, недоверия, надежды и еще многого такого, чему я просто не могла подобрать названия. Наверное, именно в тот момент я поняла, что хочу, чтобы этой ночью стало жарко звездам. Потому что это единственное воспоминание может греть меня всю оставшуюся жизнь, какой бы короткой она ни была. Воспоминание о ночи с любимым мужчиной.

— Ты уверена? — стараясь держать себя в руках, спросил Король.

— Не спрашивай меня об очевидном, — фыркнула я, протягивая руки. Он, словно бы не доверяя, приблизился.

— У нас есть ровно четверть дня, — произнес он. — Больше я не вытяну. Игры со временем — сложная штука.

— Но нам хватит, — многообещающе улыбнулась я. Я не узнавала себя. Как-будто бы меня в единый миг кто-то подменил. Или, может быть, только это и была — настоящая Ярослава? Четверть дня… О таком подарке я не могла и мечтать. Остается лишь надеяться, что плата за него будет не слишком неподъемной.

— Яра, — прошептал он, вдруг оказавшись близко-близко. Замер на мгновение, будто давая мне шанс одуматься. Поступок, конечно, героический, но, безусловно, напрасный. Горячая кровь моего рода упорно призывала окунаться в безумства с головой. Светлая княжна изволила терять голову, трепещите все! Лихая безрассудность ударила мне в голову с силой крепленого вина…

А потом был первый поцелуй. Не такой, как у багрового озера — там это было лишь невесомое касание. Сейчас же прикосновения его губ напоминали путника, умирающего от жажды, стремящегося напиться так, чтобы впрок, чтобы на всю жизнь. Король ведь тоже все прекрасно понимал.

Одежда казалась ненужной, лишней, мешающей, скрывающей суть вещей и чувств. Не оставалось ничего, кроме тока крови в ушах, всепоглощающего жара, и мужчины, ставшего внезапно таким большим. Или это я была такой маленькой?

Звездам действительно было жарко в ту ночь, но они скромно отворачивались, не желая подглядывать за чем-то настолько важным и личным. Или они просто боялись, что блеск чужого кратковременного счастья может затмить их — величественных и вечных? Кто знает…

Для меня тогда не существовало ничего вокруг, ничего внешнего, наносного. Был только жар наших тел, огонь поцелуев, искры взглядов. Но все это затмевалось пламенем желания: быть ближе, ближе, еще ближе! Влиться в другого, стать его частью, утерянной когда-то на заре времен, внезапно найденной, а потому еще более дорогой и ценной. Высшее проявление любви — не в физической близости, но в болезненной обнаженности душ в этот момент.