Вероника Мелан - Дрейк

– Давай разбирать каждую ситуацию по отдельности. Пока ты не поймешь, насколько это важно и не научишься справляться самостоятельно, я буду делать это вместе с тобой. Процесс, понимаю, неприятный, но если ты хочешь избегать его в будущем, тебе лучше заострять внимание на том, о чем я говорю на уроках.

В голове отчего-то представился образ котенка, которого пытаются научить лакать молоко: подталкивают к миске – котенок упирается, расставив в стороны все четыре лапы, скользят по паркету маленькие коготки.

Противный предательский экран высветил фрагмент воспоминаний из вчерашней прогулки – идущих навстречу людей, жующих еду. В определенный момент кадр застыл, а справа появилась похожая на эквалайзер музыкального плеера шкала. Некоторые деления ее оставались в зеленой зоне, другие в оранжевой, а два или три зашкалили высоко в красную.

– Откуда такая злость, Бернарда? – Дрейк ткнул пальцем в алые столбики. – На людей за то, что они просто едят на улице? Я говорил тебе, что у каждого чувства есть корень – причина, из которой оно растет. А ты здесь даже не пытаешься анализировать, откуда взялось твое раздражение.

– Из того, что они могут жевать, а я теперь нет. И все благодаря вам…. тебе. Вот откуда моя злость, – набычилась я.

– Неверно….

Котенок продолжается упираться, но он слишком мал. Чья-то огромная рука подталкивает его крохотный пушистый зад, когти бессильно пробуксовывают по полу, нос касается блюдца – огромное озеро из молока пугает объемами. Что с ним делать?!

– …. Да будет тебе известно, что практическая любая злость – это злость не на другого человека, а в первую очередь на самого себя. Ты думаешь, что обиделась на мои слова, на самом же деле ты обиделась на то, что они правдивы. На то, что ты уязвима к ним. А уязвима, потому что чувствуешь то же самое, но не даешь себе труда признаться в этом.

Тычок в загривок. Розовый нос окунается в белую жидкость, она забивается в ноздри; котенок фыркает и упирается всеми конечностями.

– А эти люди? Ты думаешь, злишься на них, потому что они едят? Нет, ты злишься на себя за то, что ТЫ этого делать не можешь. За то, что поставила на свое сознание рамки и ограничения, которые теперь давят, как слишком узкая клетка. А в этом случае?….

Экран, как расторопный подхалим, высветил сцену в магазине, куда я заглянула вчера, чтобы купить журнал – жалкая попытка отвлечь сознание от стонущего желудка.

Дрейк снова указал на сделавшуюся красной диаграмму в углу.

– Мужчина, который без очереди пробивается к кассе, вызывает у тебя антипатию. Хочешь знать почему? Потому что в каждом человеке изначально заложено две стороны. Кто-то выпячивает темную, кто-то всеми силами пытается показать только светлую, подавляя в себе довольное естественное для гуманоидов желание к лидерству, грубости, жестким методам поведения и эгоизму. Люди, злящиеся на «пройдох», злятся на то, что в какой-то момент они подавили в себе схожие позывы, наделив их ярлыком «плохо» и «недостойно». Оттого и антипатия: «Почему он может себе это позволить, в то время как я решил, что это „неправильно“?» Вывод прост – я хороший, а он гад. Хочешь знать, как с этим бороться? Перестань считать, что каждый должен разделять твои установки о том, что есть «хорошо» и «плохо», и прими тот факт, что подобные ярлыки будут развешиваться людьми в совершенно разных местах, часто не схожих с твоими. Кому-то быть «грубым» – это быть уверенным в себе, кому-то «лесть» – это умный подход к ситуации, позволяющий проложить дорогу вперед в долгосрочной перспективе, для кого-то бросить мусор мимо урны – это чувство «свободы» от правил, а для тебя все это всего лишь еще один источник раздражения. Потому что они «не такие» как ты, они не выбрали схожие с тобой взгляды.

По ходу повествования челюсть моя опускалась все ниже – с подобной логикой я сталкивалась впервые. По словам Дрейка выходило, что ответственность за проявляемое поведение всегда лежала на мне, а не на действиях кого-либо извне, и что любые негативные эмоции являлись отражением внутреннего несогласия принять отличающихся от меня людей.

Экран убрал магазин и переключил фокус на даму с собачкой, что прошествовала мимо меня, сидящей на бордюре.

– Еще один яркий пример обиды на человека, который выглядит лучше, чем ты, где обида – отражение злости на то, что ты не выглядишь так же хорошо, как и она. Ты никогда не злишься на кого-то, Бернарда. Ты всегда делаешь это на себя.

Молоко на морде, молоко на ушах, одна лапа в миске, тяжелые белые капли стекают с тонких усов…. Противный вкус на языке, в горле, в носу….

– Да как же так! – не выдержала я. – А если злишься, что прямо перед тобой кто-то купил последнее яблоко? Это на себя?

– Да. На то, что он «везунчик», а ты «неудачник». На то, что по какой-то причине судьба не наградила тебя счастливыми совпадениями.

– А если кто-то притворяется «знатоком» и нагло разглагольствует о предмете, в котором нисколько не разбирается, и это раздражает?

– Раздражает то, что при недостатке знаний, человек не отказывает себе в общении и не перестает о себе хорошо думать, в то время как ты себе позволить такого не можешь. Непринятие отличного от твоего подхода.

Я не сдавалась.

– А если твой мужчина прилюдно чавкает в гостях – это тоже злость на себя?

– Конечно, – легко парировал Дрейк. – Злость на то, что в свое время ты НЕ сделала правильный выбор, который бы позволил не стесняться собственного спутника. И на то, что у тебя не хватает смелости в силу каких-то причин изменить свое решение. Ведь других невозможно изменить «под себя», но можно выбрать тех людей, чьи убеждения максимально схожи с твоими собственными.

Крыть было нечем.

Котенок сидел в миске с молоком четырьмя ногами и жалобно обтекал со всех сторон. Пить, впрочем, он так пока и не научился.

– Я неудовлетворен, Бернарда. Ты не приложила никаких усилий по анализу и контролю. Задание для тебя останется тем же и сегодня. Постарайся сделать так, чтобы завтра у нас появился шанс перейти к новому материалу.

Он указал пальцем на серебристые трансмиттеры – я с облегчением отлепила их с кожи и отложила в сторону. Экран погас.

На душе было скверно и грустно. Казалось, меня вывернули наизнанку и не увидели там ничего хорошего или достойного внимания.

Дрейк убрал кругляшки в специальную коробочку, отложил ее на покрытый бархатом выступ в стене и звякнул ключами от кинозала.

– Ты идешь?

Я, глядя в сторону, покачала головой.

– Я могу домой и отсюда. Мне без разницы.

«Уходи, – думалось мне. – Просто иди, чтобы до завтра нам не встречаться».

Позор за себя покрыл внутренности клейстером. Почему экран не отобразил хоть что-нибудь хорошее, что-нибудь, за что бы я получила доброе слово? Почему одни тумаки? Неужели совсем не отыскалось внутри качеств, которые бы стоило похвалить? Наверное, нет.