Кресли Коул - Нет голода неистовей

Она боролось с ним так яростно, потому что была смущена и напугана. И всё же в тот момент Эмма испытывала не только смущение и страх, но и была как никогда близка к оргазму. Все-таки она слабачка, ведь на какой-то миг искушение не сопротивляться, покориться ему и дать своим коленям раздвинуться, приняв его яростный поцелуй, стало почти непреодолимым. Даже сейчас она была влажной от желания.

Влажной от желания из-за него. Эммалин была шокирована реакцией своего тела. Интересно, чтобы с ней творилось, если бы он не рассуждал, следует ему убить ее или нет.

Ну, по крайней мере, теперь она знала, почему Лаклейн был таким бешенным. Мало того, что у него определенно имелись некоторые явные проблемы, так он еще и принадлежал к клану ликанов, которых даже самые низшие существа Ллора считали беспощадными и опасными. Эмма принялась вспоминать, что ей говорили об этих созданиях тетки.

Внутри каждого ликана живет похожий на волка «зверь», делающий его своего рода одержимым. Но именно эта одержимость и дает им бессмертие, а также заставляет любить и ценить простейшие в мире вещи — пищу, прикосновения, секс. Но, как она уже успела убедиться прошлой ночью и сегодняшним днем, зверь внутри него также делал его неспособным контролировать собственную свирепость — ту самую свирепость, которой их род с удовольствием давал волю во время секса, позволяя себе в неистовстве царапать, кусать и метить плоть партнера. Неудивительно, что Эмма всегда считала это отвратительным, учитывая, что ее прокляли, наградив хрупкостью тела и глубоко укоренившимся страхом боли.

Но чего Эмма не могла понять, это как под такой привлекательной внешностью могло таиться неуправляемое животное. Лаклейн был зверем в виде ожившей женской фантазии. Его тело, если не считать выбивающейся из общей картины травмированной ноги, было прямо таки божественно прекрасным. Густые прямые волосы насыщенного темно-коричневого цвета, должно быть, отливали на солнце золотом. Она обратила внимание, что за это время он успел подстричься и побриться, и теперь ее взору открывались его совершенные черты лица. Внешне — бог, внутри — животное.

Как её могло влечь к существу, от которого ей следовало спасаться бегством?

Ее возбуждение было непроизвольным и в некотором смысле постыдным, поэтому она была рада, когда усталость все же победила желание. И уже через минуту она почувствовала слабость, а мысль о необходимости вести машину в Шотландию окончательно лишила сил.

Устало прислонившись к стене душевой кабинки, Эмма задалась вопросом, как это все переживала Анника. Вероятно, кричала от беспокойства и ярости, заставляя автосигнализации в пределах трех округов округах выть не переставая, и обрушивая на их родной Новый Орлеан бесконечные удары молний.

Эмма задумалась, а прыгнула бы она с балкона на самом деле. «Да», пронеслось в ее голове. Если бы этот Лаклейн остался таким же ненормальным обезумевшим зверем и цвет его глаз постепенно не изменился до теплого, золотистого цвета, она бы, несомненно, прыгнула.

Но ей так же было любопытно, как он поранил ногу и где это так долго оставался заточенным и кто его…

Эмма покачала головой, будто хотела выбросить эти вопросы из головы. Она не желала об этом знать. Ей не нужно было это.

Однажды Анника сказала ей, что вампиры отличались от других существ своим хладнокровием и бесстрастным отношением. Они умели использовать свои выдающиеся логические способности, как никто другой в Ллоре, воспринимая всё, что не относилось к их цели, как нечто несущественное.

И сейчас она должна поступить также.

У нее есть работа, которую она должна выполнить. Временная работа. И когда она с ней справится, то в награду получит свою свободу. Она просто должна последовать примеру игроков в бейсбол и следить за ликаном также внимательно, как они следят за мячом. О да, будто ты хоть раз играла в бейсбол, идиотка!

Неважно. Чем быстрее закончишь работу — тем быстрее вернешься к прежней жизни.

Намыливая и промывая волосы, Эмма вспоминала, как она обычно проводила время — до этой неудачной поездки. С понедельника по пятницу она занималась исследованиями для своего ковена и тренировалась, а поздними вечерами смотрела кино в компании тех своих теток, кто предпочитал вести ночной образ жизни. По пятницам и субботам к ним заваливались ведьмы со своими игровыми приставками и разнообразными коктейлями пастельных цветов. Воскресными ночами она каталась на лошадях вместе с добрыми демонами, которые частенько слонялись вокруг их поместья. И если бы она смогла изменить буквально несколько моментиков в своей личной вселенной, ее жизнь стала бы чертовки близка к совершенству.

Эти мысли заставили ее нахмуриться. Эмма была рождена вампиром, что означало, она не могла лгать другим. Если у нее в голове появлялись лживые мысли, и она испытывала желание высказать их, то сразу же тяжело заболевала. Да, Эмма не могла врать другим, но зато была профи по части самообмана. Пара крошечных изменений? На самом деле в ее жизни преобладало чувство невероятного одиночества и страх перед своей сущностью, не покидающий ее ни на минуту.

Насколько Эмма знала, в мире не было никого, подобного ей. Но эта уникальность не позволяла ей найти свое место. И хотя тетки-валькирии любили ее, Эмма страдала от чувства настолько острого одиночества, что порой казалось, это меч день ото дня пронзает ее сердце.

И она подумала, если бы ей удалось разузнать что-то о ее родителях, выяснить, как они смогли быть вместе и подарить ей жизнь, то, быть может, она бы нашла других подобных себе. Возможно, тогда она наконец-то испытала бы чувство родства, связи с другим существом. И если бы она узнала больше о своей вампирской половине, то смогла бы преодолеть свой страх стать однажды такой же, как они.

Никто не должен ежедневно бояться того, что настанет день, и она превратиться в убийцу…

Внезапно в ванную комнату вошел ликан и распахнул дверь душевой кабинки. Если Эмма поверила, что Лаклейн, усвоив урок, решил дать ей возможность уединиться, то она, похоже, ошиблась. Испугавшись, она подпрыгнула и чуть не выронила из рук пузырек с кондиционером для волос, удержав его в последний момент на указательном пальце.

Она увидела, как сжались, а затем расслабились его кулаки, и все-таки выронила пузырек, который с глухим стуком, упал на пол.

Один удар… и перед ее глазами пронеслись образы разломанного на кусочки ночного столика и машины, которую он отбросил, словно смятый клочок бумаги. Куски мрамора, не превратившиеся в мелкую крошку, все еще усеивали пол душевой кабинки. Дура. Какой же все-таки дурой она была, когда думала, что он не станет причинять ей боли! Из всех тех вещей, которых ей следовало бояться, больше всего она страшилась боли. И теперь ликан в ярости сжимал кулаки. В ярости из-за нее.