Кресли Коул - Нет голода неистовей

Лаклейн вздрогнул. Вонзив когти в ладони, он проскрежетал:

— Что ее спасло?

— Капельница. — Лаклейн недоумевающе нахмурился, и Гаррет пояснил: — Они переливали Эмме кровь через трубку, которая была подсоединена прямо к вене. Валькирии думают, что ее состояние стабильно, но раны так и не заживают. Полагаю, у того, кто сделал это с ней, были отравленные когти. Может, упырь, но точно не знаю.

— Я знаю, — Лаклейн запустил пальцы в волосы. — Это был Деместриу. Я все видел.

— Не понимаю… — голос Гаррета оборвался. Он вскочил на ноги и тотчас замер, напрягшись. — Люсия?

Подняв голову, Лаклейн увидел, что та спускается по лестнице. Она шла, склонив голову, поэтому за волосами не было видно лица. Едва они заметили, что Люсия плачет, Гаррет помрачнел, и глаза его уже не отрывались от лучницы.

— Эмме не лучше? — спросил он.

Люсия покачала головой. Лаклейн стиснул прутья решетки.

— Она поправится, если попьет из меня.

Услышав слова брата, Гаррет вздернул брови:

— Ты позволил ей… — Люсии он сказал: — Тогда отведи Лаклейна к Эмме.

— Анника запретила. Он к ней не приблизится. Эмме видятся странные вещи, она бормочет всякую ерунду, словно безумная. Анника открыто винит ликана.

И валькирия была права. Пока Лаклейн пытался справиться с чувством вины, Гаррет спросил:

— Что она видит?

— Эмма говорит, что Деместриу был ее отцом, что он бросил ее в огонь, поэтому она убила его.

— Так и есть.

Люсия и Гаррет резко повернулись и посмотрели на Лаклейна.

Что, если он мой отец?

— Это правда. Она убила Деместриу.

Люсия покачала головой:

— Нежная Эмма? Убила самого могущественного и беспощадного вампира, когда-либо жившего на свете?

— Да. Он ранил ее. Вы ей не верите?

Гаррет по-прежнему глядел недоверчиво:

— Деместриу наконец-то мертв? Благодаря этой крохе? Да она же хрупка как яичная скорлупка.

Люсия добавила:

— Лаклейн, когда она видит попавшего в беду мотылька и пытается его спасти… скажем так, если она случайно смахивает пыль с его крылышек, то потом всю ночь ходит как в воду опущенная. Представить себе не могу, чтобы она убила этого дьявола на его же территории, если даже Каре и Кадерин не удалось это сделать на поле битвы. Не говоря уже о Фьюри, самой сильной из нас! Если бы валькирия могла убить Деместриу, то Фьюри была бы той, кому это удалось.

— Ты не знаешь ее так, как знаю я. Больше нет…

— Тогда, что она имеет в виду, говоря, что Фьюри жива, хотя и не должна?

— Ее пленила Орда. Деместриу никак не ожидал, что она протянет так долго.

Люсия едва ощутимо пошатнулась. Еле слышно она спросила:

— А когда Эмма говорит, что у Кристофа ее кровь?

— Они двоюродные брат и сестра.

От удивления у валькирии приоткрылись губы.

Фьюри жива… — пробормотала она.

— Если не веришь мне, то поверь видеозаписи их схватки. Я оставил ее у Боуэна, члена нашего клана.

Гаррет перестал таращиться на Лаклейна и повернулся к Люсии.

— Иди за ней. Анника должна ее увидеть.

— Ты хочешь, чтобы я отправилась в клан? — удивленно переспросила валькирия.

— Скажи им, что ты от меня, и они тебя не тронут. Клянусь. — Заверил ее Гаррет.

Вздернув подбородок, Люсия продолжила:

— Я знаю, что они и не смогут мне навредить. Но ты посылаешь меня, ту, что носит лук, к своим людям. Они тебе спасибо не скажут.

Лаклейн прочел в глазах брата чувства к лучнице, но, несмотря на них, Гаррет резко выпалил:

— Я сделал бы это сам, но не могу, так как сижу в клетке, куда попал, после того, как пришел к тебе на помощь.

Люсия слегка смутилась, будто почувствовала вину, и, наконец, вымолвила:

— Я добуду запись и посмотрю ее. И, если все так, как ты говоришь, я покажу пленку Аннике.

Лаклейн сжал прутья решетки.

— Черт возьми, это слишком долго. Разве ты не можешь просто дать ей моей крови?

— Анника запретила. Мне… жаль.

С этими словами валькирия вышла, но Гаррет продолжил таращиться ей в след.

— Люсия все сделает быстро.

— И как давно знаешь, что она твоя пара?

— Уже месяц.

— А я все удивлялся, что это ты так рвался здесь остаться.

Лаклейн окинул клетку взглядом, ища слабые места. Чтобы найти Эмму, ему удалось сбежать из места куда ужаснее этого. Сейчас его также ничто не остановит.

— Ты ей не сказал?

— С Люсией не все так просто. Думаю, она из тех, кто дает деру. Стоит ей только сказать то, чего она не желает слышать, как ее и след простынет. К тому же любви ко мне она не питает. Именно из-за нее я здесь. При каждом промахе она обречена испытывать адскую боль — поэтому-то она так и хороша в своем деле. Анника устроила ловушку, сделав Люсию приманкой. Заставила ту промахнуться, и когда я услышал ее крики, то стремглав рванул сюда. Я должен был знать, что она не могла снова промахнуться. Ты еще не видел существа, которое бы стреляло так, как она…

— Успел даже прочувствовать, — сухо ответил Лаклейн, отодвигая рубашку, чтобы показать затягивающуюся на плече рану.

Совершенно очевидно, что Гаррет не знал, как ему на это реагировать. Его пара ранила его брата.

— Я не держу на нее зла, — Лаклейн снова попытался раздвинуть прутья решетки, и когда те не поддались, потерял самообладание. Как он мог так ослабнуть? Да, на его теле ран, как в сите дыр, но еще не было клетки, которая могла его удержать. Если только…

— Они армировали их?

— Ага, — Гаррет поднялся и взялся за те же прутья, что и Лаклейн.

— Эти существа заключили союз с ведьмами. Анника сказала мне, что ничто материальное не способно погнуть эти решетки.

Когда их совместные попытки не увенчались успехом, Лаклейн опустил руки и стал метаться по камере, пытаясь выискать хоть какой-то иной выход. Он должен был выбраться отсюда. Подойдя к одной бетонной стене, он ударил по ней кулаком. Та оказалась слишком толстой, чтобы прорыть выход.

— Поверить не могу, что она в тебя стреляла, — процедил Гаррет. — Когда мы выберемся отсюда, я…

— Нет, это все не важно. Особенно учитывая то, что ты, похоже, принял сущность моей пары.

Гаррет раздраженно глянул на брата.

— Да мне было бы плевать, окажись она хоть фурией. Главное, чтобы ты был доволен. А ты, судя по всему, доволен.

— Да, но я должен попасть к ней, — ответил Лаклейн, пробуя цементный пол на прочность.

— По крайней мере, нас не заковали в цепи, — высказался Гаррет, — и когда они откроют дверь, мы сможем напасть.

Лаклейн зарыл пальцы в волосы.

— Я бы предпочел быть закованным. Тогда бы я отгрыз себе руки и не дал Эмме страдать больше не минуты.

Гаррет посмотрел на брата. И Лаклейн знал, что произнес следующие слова без тени сомнения.

— Поверь, брат, это ничто по сравнению с тем чувством, что мучает меня сейчас…