Анна Гаврилова - Соули

О, Богиня! Милая, любимая моя, ласковая! Не выдай нас, умоляю!

— Кстати, Фиска сказала, вы немногим раньше меня в поместье вернулись. Где так долго гуляли?

Нигде! — хотела выпалить я, но вовремя вспомнила, что с мамой этот фокус не пройдёт.

— На сеновале возле дальней конюшни.

— На сеновале?

— Мы… ну, ну вернее близняшки, очень хотели звёзды считать.

— Что? — искренне изумилась мама.

А я совсем растерялась, потому что после рассказа о "трёх соплюшках" из головы вышибло все умные мысли, в том числе подробности этой нелепой легенды про сеновал.

— Б… Близняшки в каком-то журнале заметку про звездочётов прочли, — на ходу сочиняла я. — Вот и загорелись. А из окна же считать неудобно, а с сеновала всё небо видно.

Мама закатила глаза и неодобрительно вздохнула, зато в Миле с Линой не усомнилась. А что, они и не такое могут…

— Надеюсь, это скоро пройдёт, — вслух заключила она. Встала.

Я тоже хотела подняться, но едва пятки коснулись пола — взвыла раненой волчицей. Ох, как же так!

— Соули, что с тобой?!

Со мной рухнувшая мечта, что к утру коленка заживёт сама по себе. Без лекарей и примочек.

— Я… я с сеновала вчера упала. Ударилась. Думала, всё хорошо, а оказалось…

— Ох, Соули… — обречённо вздохнула мама, крикнула в распахнутую дверь: — Фиска, вызови лекаря! Наша Соули… — нет, сообщить на весь дом, что великовозрастная дочка скакала по сеновалу, мамочка не решилась.

— Мамусик, близняшек ко мне позови, а? — жалобно попросила я.

Родительница удивилась безмерно. Просто, при всей любви к сёстрам, добровольно с ними никогда не общалась. Даже уговорила родителей переселить меня в спальню в противоположном конце коридора — подальше от этой парочки.

В общем, просьбу пришлось обосновать:

— Они меня на этот сеновал затащили — им и развлекать! Я ж больная, встать не могу…

— А… — задумчиво протянула мама. Но близняшек всё-таки позвала.

Когда вернулись с кладбища, сил читать нотации уже не было, но оставлять всё как есть, я не собиралась. И сёстры о моих планах догадывались, поэтому в спальню вошли с понурыми плечами и надутыми губами.

— Дверь закройте, — тихо процедила я.

Закрыли. Потом подошли к кровати и застыли, старательно изображая раскаяние. Я, конечно, не поверила, и всё что думала — высказала. Правда, говорить пришлось шепотом, чтобы матушка или кто-нибудь из прислуги не подслушал. Девчонки сперва кривились и кокетничали, но к концу лекции раскраснелись всерьёз.

— Ах, господин Райлен, мы никуда не торопимся! — зло передразнивала я. — Да вы хоть понимаете, насколько неприлично это звучит?! Или — а мы ничего не знали, это всё Соули виновата… Думаете, такие слова вас красят? Вы хоть иногда головой думаете? Ну хоть чуть-чуть?!

— Ну… — тихонечко протянула Лина.

— Э… — подхватила Мила.

— Нет, не спорю — я и сама хороша, но вы… Да торговки с рынка и то тактичнее! Я даже не представляю, кем надо быть, чтобы умудриться вот так опозориться перед аристократом! Отец с дальних пастбищ вернётся, я…

— Нажалуешься? — "старшенькая" шмыгнула носом и окончательно надулась.

— Нет! Уговорю нанять для вас самую строгую гувернантку!

— Опять? — хором выпалили близняшки.

Я сжала кулаки и отчеканила:

— Да!

И плевать, что полгода назад, когда эти нахалки извели третью воспитательницу, я, как и мама, убеждала отца, что дело не в отсутствии манер, а в чувстве протеста. Мол, сестрички, на самом-то деле умные и на людях вести себя умеют, а гувернанток изводят из принципа — хотят показать, что уже взрослые и в опеке не нуждаются. Ох, зря отец нас послушал! Хотя, до вчерашнего дня, сёстры и впрямь вели себя прилично. Шалили не больше положенного и к прохожим не приставали…

О том, что вызов умертвия относится к запрещённой во всех разумных королевствах магии — тоже рассказала. И какое наказание за такую магию полагается, поведала. Вот после этих слов девчонки совсем погрустнели, что, впрочем, не помешало до последнего цепляться за дневник Линара. Но я была непреклонна и невероятно зла, так что книгу в чёрном переплёте близняшки всё-таки отдали…

От продолжения расправы девчонок спасло появление штатного лекаря города Вайлеса. Скрюченный старик с неизменным саквояжем отнёсся к моей коленке куда строже, чем Райлен. Сперва ударил серебряным молоточком, потом применил какое-то болючее заклинание и крякнул:

— Трещина в коленной чашечке.

Без лишних слов, начертал под коленкой исцеляющий символ, наложил компресс с жутко вонючей мазью, замотал всё это дело толстым бинтом и заявил:

— Ногу не сгибать! Два дня лежать!

Я от такого тона поёжилась, а девчонок так вообще передёрнуло.

А потом передёрнуло всех, даже старика-лекаря, потому что в спальню влетела наша мамулечка… Нет, клыков и вертикальных зрачков, какие порой наблюдаются у близняшек, у мамочки не было, но в этот миг она сильно напоминала трёхрогую гидру о которой в прошлом номере журнала "Животный мир Верилии" писали. В чём дело догадались прежде, чем увидели в её руке бумажный квадратик записки…

— Да как вы могли! — воскликнула родительница. И добавила совсем возмущённо: — Соули!

Лекарь спешно откланялся, а мы… мы приготовились к долгой, мучительной смерти.

Два дня, проведённые в постели, были куда ужасней всех походов на кладбище. Но вовсе не потому, что нам влетело, нет… Просто у меня появилось время как следует подумать над случившимся, и чем дольше думала, тем страшнее становилось…

Черноглазый маг с самого начала знал, что никакого умертвия нет. Именно поэтому он нарядился в изысканный камзол вместо пропитанной специальным составом куртки, именно поэтому разрешил проводить до самого кладбища. Он пытался выяснить, как далеко мы готовы зайти ради того, чтобы сохранить лицо. И, видимо, всё-таки рассчитывал выпить чаю с маковым пирогом.

Зачем согласился на эту авантюру? Посмеяться над провинциальными дурочками хотел, не иначе.

И тут… умертвие. Причём не простое, а боевое. О, Богиня! Как глупо получилось! Или… или это всё-таки справедливость? Он ехал, чтобы поиздеваться над нами, а в итоге сам едва не сел в лужу. Впрочем, "лужей" это назвать трудно. Мы едва не угробили нового штатного мага!

Дальше — хуже. Райлен сообразил, кто поднял того тролля. Кто превратил его в боевое умертвие — тоже догадался, причём задолго до трусливого признания близняшек. Райлен понял всё, но… он не арестовал. Более того — ни одного дурного слова не сказал. Ни одного! И улыбался так, будто мы не тролля, а заколдованную лягушку из загашника достали.

О, Богиня! Почему он так поступил?

Когда возвращались с кладбища, я даже смотреть на него боялась. А он пытался завести разговор — не про мертвяков, а так, о погоде, но я отмалчивалась и брюнет отстал. Зато когда доехали до поворота к поместью — заартачился. Мол, не могу одних по такой темноте отпустить. И тот факт, что мы недавно целое умертвие подняли и приручили, как будто не в счёт…