Кресли Коул - Принцесса яда

У парадной двери, я остановилась на тридцать секунд, чтобы успокоиться. Мне нужно начать свистеть. Мой сосед по комнате в центре, научил меня этому трюку. Родители не подозревали, что их дети несчастны или бредят, когда ребенок свистел. Их умы просто не могли этого осмыслить. Когда я проскользнула внутрь, я сжала свои губы, выдувая воздух, вызвавший свист. Я слышала, что моя мама разговаривала по телефону на кухне. Она была расстроена? Я застыла на месте. Она, должно быть, разговаривала с бабушкой. Время от времени моей бабушке удавалось ускользнуть от санитаров и позвонить домой.

- Я буду бороться с этим зубами и ногтями. Не смей пытаться связаться с ней! - сказала мама, затем сделала паузу на несколько долгих мгновений, - ты не убедишь меня в этом! - молчание.

- Только послушай себя! Ты причинила боль, моей маленькой девочке, этому нет прощенья! Плачь сколько хочешь, завтра все изменится!

Когда она повесила трубку, я подошла к ней на кухню. - Бабушка?

Мама поправила волосы. - Да.

Я открыла рот, что бы спросить, что она хотела, но мама сказала: - ты ничего не хотела бы мне рассказать Эванджелин Грин?

Я ненавидела, когда она спрашивала меня подобным образом. Мне понравился этот вопрос настолько, насколько нравилось самообличение. С чего начать? Баллы-шмаллы, сучки думают, что я просто провалюсь на экзаменах в этом году. Впервые за несколько месяцев, у меня были видения. Или же я могу заставить растения делать трюки. Не могу решить на какой из этих сценариев надеяться. Я испытывала желание разыграть мою карту девственности, просто чтобы добраться до великолепного, чудесного старшеклассника и - черт возьми - не отступить.

Вместо этого, я сказала, «Хм, нет, а что ?»

- Ты не разговаривала со свой бабушкой?

- Нет, вообще-то. - С тех пор как я была маленькой девочкой, и мама отправила ее в дом Аутер Бэнкс в Северной Каролине. Или, по крайней мере, так постановил суд, признавая ее вину. Я вспомнила, мама уже однажды пыталась меня успокоить, называя его "местом для отправки слабоумных родственников".

Я уставилась на нее в ужасе. Даже если бабушка позвонила бы на мой сотовый телефон, я никогда бы не ответила. Мое собственное освобождение из ПШР было обусловлено двумя вещами: правильные лекарства и никакого общения с ней. Я согласилась и с тем и с другим. Охотно. К концу моего пребывания в ПШР, меня запрограммировали, и я была убеждена, что у бабушки были психологические нарушения. Вместо того что бы быть пророчицей. Теперь я спокойно отвечала.

- Я не разговаривала с ней в течение восьми лет.

Мама успокоилась. - Она очень больна, Эви.

Тогда ей нужно быть дома с нами, почти сказала я. Нет, два года и все.

- Я понимаю.

- Не думаю. Она очень убедительна. У нее есть ответы на все. Черт возьми, она могла напугать любого, говоря о засухе, подключив к сумасшедшему сценарию конец света.

- Что она сказала? - быстро спросила я.

Мама прищурилась и ее голубые глаза моргнули.

- Неправильный вопрос. Нас не волнует то, что она говорит. - Она указала на меня пальцем.

- Она потеряла любое уважение с нашей стороны, в тот день, когда она пыталась... похитить тебя.

Я отвела взгляд, часть меня хотела вернуть воспоминания о том дне, часть меня боялась.

- Я знаю мама.

- Она везла тебя через Техас, когда полицейские поймали ее. Один Бог знает, куда она собиралась тебя увезти. Ты что-нибудь помнишь?

- Я помню арест.

К ее счастью, бабушка ушла с офицерами мирно, а выражение ее лица было удовлетворенное. Спокойным голосом, она пробормотала: «Я расскажу тебе все, что нужно знать Эви. Ты должна поступить правильно. Тогда все будет хорошо.» Но у меня была истерика. Когда на нее одевали наручники, я пнула мужчину и закричала.

Я взглянула на маму. - Я не помню большую часть произошедшего.

Я не помню всего, что мне нужно было знать. Если бы я верила бабушке, то это означало, что я должна сделать все правильно. Ничего не будет хорошо. Если я не помню. Но никакого давления, Эви.

- Я уверена, что она наполнила твою голову ерундой.

Да, конечно. Ерунда. Доктора сказали мне, что я усвоила некоторые вещи, которые она мне говорила. Это звучало примерно так. Может ли это быть правдой?

- Ее мать была больна до нее, и моя прабабушка тоже.

Я ненавидела напоминания об этом. Я отрезала:

- Я запомнила в ПШР историю семьи, мама. Я уже знаю, что я последнее поколение, которому передалось безумие.

- Эви, послушай, мы на правильном пути. Мы можем все изменить. Просто доверься мне.

Ветерок всколыхнул тростник. - А что насчет фермы? Что будет если не пойдет дождь?

- Что бы ни произошло, твоя мать что-нибудь придумает. Не волнуйся ни о чем, кроме школы.

Школа. Обучение. Идея учиться и читать книги вызывала у меня отвращение.

- Но мам...

- Я что-нибудь придумаю. - Ее плечи выпрямились, подбородок поднялся, глаза сверкали решимостью подчинить природу. Фрау Плохая задница. Я почти чувствовала жалость к засухе. Друг семьи как-то рассказал мне, что когда мой отец исчез во время рыбалки в Бейсене, мама самостоятельно занялась поисками. Она отправилась вглубь миллиона акров болот, прочесывая каждый дюйм в поисках мужа, доброго, веселого человека которого она обожала. Безрезультатно. Он бесследно исчез. Мне было только два года. Не смотря на то, что Карен Грин выглядела благородно, с ее безупречными волосами и манерами, я легко могла представить ее в болотных сапогах, сидящей на джонке, высматривающей аллигаторов в воде. И я думаю, что однажды стану похожа на нее. Я так ужасно хотела заставить ее гордиться. До моего помешательства. Сейчас я была всего лишь сумасшедшей девочкой в Хейвене

1 ДЕНЬ ДО АПОКАЛИПСИСА

После того, как Мэл усадила меня перед зеркалом, я спросила: «и это так я должна соперничать с Клотиль?» - в одолженной одежде - красной блестящей блузке от Версаче, черной микро-мини юбке, итальянских сапогах до колен, и с кричащим макияжем? Цвет помады - привет от проститутки.

Мэл была у меня дома, готовя меня к ночному свиданию, так как ощущала потребность сделать мой прикид более откровенным, чтобы у меня был шанс противостоять свободно колышущимся прелестям Клотиль. Девушка появилась на игре прошлой ночью в топе-трубе и обтягивающих мальчишеских шортиках. Я говорила себе, что Брэнд все равно пропустит эти игры. Эй, я все еще могла одержать победу. Но даже Грейс Энн подбежала ко мне на боковой линии и сказала: «Тебе придется переспать с Брэндоном, чтобы удержать его».

Как будто больше было не о чем волноваться. У меня возникло еще одно видение. Посреди выступления я вдруг испытала это щипающее чувство в моей голове. На самом верху трибуны я заметила странную девушку, сидящую ко мне боком. Черты её лица было слишком размыты, чтобы различить детали. Коленями она удерживала длинный лук и колчан, и даже в свете стадионных софитов казалось, что она сияла. Её волосы были похожи на светящееся серебро — не серые, а мерцающие. Когда она натянула тетиву своего лука и прицелилась куда-то вдаль, по моей коже пробежали мурашки. Я чуть не оступилась. Натянув улыбку, я проигнорировала ее, прыгая вдоль боковой линии и выкрикивая "Вперед, Звезды!". Я схожу с ума! Такая быстрая смена видений означала, что у меня обострение. Двое из пяти врачей предсказывали, что возращение домой не поможет. Можно было наслаждаться немногими оставшимися днями в Стерлинге. Все шло к тому, что мои дни здесь сочтены. Тогда я сказала Мэл: