Татьяна Корсакова - Самая темная ночь

И хотел бы я сказать, что он ошибается, но не мог, тоже чувствовал…

— А отец? — только и спросил.

— А отец? Отец любит, наверное. Не знаю…

— Любит! — сказал я с уверенностью. — Ты же первенец, старший сын.

— Старший сын, — эхом отозвался Игнат, и снова наступила долгая тишина.

Я лежал на спине, закинув руки за голову, и всматривался в ночное небо. Даже в россыпи звезд мне виделся трилистник, ведьмовской знак. Не получилось у нас с братом разговора. Игнат знал не больше меня. Или знал, но отчего-то не хотел об этом говорить.

Я уже почти заснул, когда услышал над ухом его громкий шепот:

— Поверил про ведьму, Андрей?

— Нет. — И ведь не соврал почти. Кто ж в наш просвещенный век верит в колдовство и глупые мужицкие сказки?!

— И не испугался, значит?

— Нисколечко.

— Тогда давай в затоне искупаемся. Смотри, какая ночь теплая! Что ж лежать-то без дела?

Не хотел я купаться в затоне. Самому себе еще мог признаться, что рассказ Степана меня напугал, но вот как признаться в таком Игнату? Он ведь никого никогда не боялся. Ему вообще страх неведом.

— Ты со мной, брат? — Игнат уже раздевался. Он смотрел на меня сверху вниз, и в темноте мне казалось, что глаза его отсвечивают желтым. Как у волка…

— Я не боюсь!

А даже если и боюсь, то за братом пойду хоть на край света. Что мне какой-то ведьмин затон!

Вода была холодной, куда холоднее, чем казалось вечером.

— Ключи тут на дне, вот и холодно, — сказал Игнат и бесстрашно нырнул в воду.

Нырнул и исчез в кромешной ночной темноте, будто утонул. Горло мое сдавили тиски страха. Только на сей раз не за себя я боялся, а за брата. Игнат плавает лучше меня, случись с ним что — я не помогу. Мне бы самому на воде удержаться.

Время шло, с затона не доносилось ни звука, ни всплеска. Я уже почти решился закричать, разбудить Степана, когда Игнат вынырнул у противоположного берега. Я его не увидел, сначала услышал всплеск, а потом тихий голос:

— Ну, что же ты, Андрей! Плыви ко мне! Нет тут ни ведьм, ни русалок.

За братом на край света… Я ринулся вперед, не раздумывая, не оставляя себе возможности одуматься и испугаться. Я почти смирился с колючим холодом воды. Надо двигаться, плыть вперед, чтобы согреться.

Где же Игнат? Ни зги не видать. И луна скрылась за тучами. Как же теперь в темноте?

— Игнат, ты где? — осторожно, стараясь не сорваться на крик, позвал я. — Игнат!

Молчание. Кошки-мышки — с детских лет любимая забава моего брата. Но разве же место? И разве же время?

— Глупо это, Игнат! — Я хотел, чтобы получилось зло, а вышло жалко. — Все, я выхожу!

Я бы, наверное, и вышел, если бы не этот звук. Вода у противоположного берега забурлила. На мгновение мне показалось, что затон вот-вот превратится в кипящий котел, и я сварюсь в этом котле, как маленькая глупая рыбка. А потом я услышал слабый крик, и от страха не сразу понял, что кричит Игнат…

Брат бился в воде, точно пойманный в невидимую сеть. Вот откуда это странное бурление. Из-за тучи на мгновение показалась луна, и в эти мгновения я успел заметить, как он машет руками, как с головой уходит под воду…

Игнат тонул. Или не тонул, а сражался с тем, кто пытался утащить его на дно затона…

Я не стал раздумывать, я забыл даже о том, что плохо плаваю. Я ринулся вперед, спасать своего брата.

…Как же страшно, когда остаешься один на один с темнотой! Когда знаешь, что под тобой бездна, и в бездне этой притаился кто-то ужасный. Мышцы цепенеют уже не от холода, а от этого парализующего страха.

— Игнат! Где ты? — Я заорал громко, во все горло, силясь отогнать и страх, и темноту. — Я плыву к тебе, брат!

Доплыл ли я до противоположного берега? Не знаю. Знаю только, что выдохся от этой бессмысленной борьбы с собственным страхом. А мне еще Игната спасать…

Босых ног коснулось что-то холодное. Я подумал — водоросли. А потом на лодыжках сомкнулись крепкие пальцы, дернули вниз, утаскивая на дно. Не врал Степка про ведьму…

Я закричал, в горло хлынула вода, выдавливая из легких остатки жизни. Как же я хотел жить в тот миг! Я сражался с невидимым противником со звериной яростью. Я даже сумел на секунду вырваться из его мертвой хватки и вместе с речной водой хлебнуть упоительно сладкого воздуха. А потом ведьма накинулась на меня сзади, вцепилась в плечи, снова поволокла в свое мертвое царство. Теперь уже навсегда, потому что сил на борьбу у меня уже не осталось. И сам не спасся, и брата не уберег…

Смерть моя была холодной. Холодная темнота вокруг, холодные ведьмины объятья. И только в груди — разрывающий легкие огонь.

…Я был почти мертв, когда в волосы мои вцепился кто-то крепкий и злой, потащил вверх, туда, где воздух и жизнь. Да только поздно, смерть уже не выпустит меня из своих когтистых лап.

Холодно…

И темно…

И обидно до слез…

— …Барин, да пусти ж ты меня к нему! Дай я сам, ба-а-а-рин!

В этом испуганном визгливом крике я сразу узнал голос Степана.

— Говорил же, не лезьте в затон! А вы что?! Хозяин с меня шкуру за вас спустит! А ну как не очнется Андрей Владимирович-то?

— Очнется! — В голосе Игната — дрожь, то ли от холода, то ли от страха. Нет, от холода, страх моему брату неведом.

Да не о том я! Живой Игнат! Живой, Пресвятая Богородица! И я живой, наверное…

Хотел заговорить, успокоить их, но вместо слов из горла вырвался кашель пополам с речной водой. Я кашлял долго, до слез, до боли в груди, а кто-то сердобольный лупил меня по спине, помогая избавиться от остатков воды и ужаса.

— Ты как, брат? — Игнат сидел на корточках, с его мокрых волос стекала вода, а кожу серебрила снова выглянувшая из-за туч луна. Глаза его были почти черными от расширившихся зрачков, а зубы вывивали барабанную дробь.

— Очнулся барин! Ой, святые угодники! Что делаете со мной, огольцы?! — Рядом с Игнатом появился Степан в мокрой одежде, тоже дрожащий. — Какой бес вас в воду погнал?

Ответить мы не успели, Степана было не остановить.

— Уберег Господь неразумных! Я ж крепко сплю, а тут точно в бок кто толкнул: вставай, Степка, беда пришла! — Он клацнул зубами, перекрестился, принялся стаскивать с себя одежду. — Вскочил, не понимаю, что я, где я, а только слышу, в затоне кто-то барахтается. И не видать ничего. Хоть глаз выколи, тьма такая. И жуть… аж до костей. — Степан снова перекрестился. — Я сразу понял, что это она вас приманила. Ведьма! Ей такие мальцы в радость. Скучно ей одной-то.

— Это ты меня вытащил, Степан? — Я благодарно кивнул Игнату, набросившему мне на плечи одеяло. — Тебя благодарить?