Синтия Хэнд - Святая

Кристиан смотрит на меня, мгновенно заинтересовавшись. Я в буквальном смысле стою в лучах прожекторов, так что спускаюсь со сцены и подхожу к ним, ощущая его взгляд, следующий за мной.

- И какое это видение? – спрашивает он.

- Это может быть просто сон, - отвечает за меня Анжела. – Но он снился тебе, Клара, сколько, уже десять раз?

- Семь. Я иду по холму, - объясняю я, - через лес, но это не тот лес, который был в моем… нашем прошлом видении. Это солнечный день, никакого пожара. Там был Джеффри, и по какой-то причине он в костюме. И Анжела там – по крайней мере, была там в последний раз, когда я видела этот сон. И некоторые другие люди тоже, – я задумываюсь.

- И там ты, - говорю я Кристиану.

Я не могу рассказать ему, что он держал меня за руку, как шептал прямо в мой разум, не произнося ни слова вслух.

- Скорее всего, это просто сон, - я предполагаю. – Будто мое подсознание старается разобраться в чем-то, в моих страхах, может быть, как в тех снах, когда тебе кажется, что пришел в школу голым.

- Как выглядит лес? – спрашивает он.

- Вот это как раз и странно. Он выглядит обычным, но там есть лестница – с каменными ступенями посреди леса. И ограда.

- А что на счет тебя? У тебя не было странных снов? - спрашивает Анжела. - Какая-нибудь подсказка ко всему этому сумасшествию?

Кристиан наконец-то отводит взгляд от меня, чтобы посмотреть на Анжелу.

- Никаких снов.

- Ну, вообще-то лично я думаю, что это не просто сны, - говорит она. - Потому что оно не закончено.

- Что?

- Ваше предназначение. Невозможно, что вы прошли через все это: видения и пожар, и все остальное, и теперь все. Этого не может быть. Должно быть что-то большее.

Мои способности выбирают именно этот момент, чтобы поднять голову. Я вдруг осознаю, что сейчас чувствует Кристиан: решимость, определенность. Но подо всем этим – тоску, от которой у меня перехватывает дыхание. И уверенность. Чистую, абсолютную уверенность в том, что Анжела права. Ничего не закончилось. И скоро случится что-то еще.

Этой ночью, когда я захожу в свою комнату, то вижу, что кто-то стоит на карнизе за моим окном. Мгновенно вся мамина чепуха на счет того, что Семъйяза травмирован, тщеславен и будет выжидать, чтобы явиться за нами, кажется мне именно чепухой, и я думаю, что это он, что это его скорбь я чувствовала тогда. Я знаю это, и мое сердце начинает биться как сумасшедшее, кровь бешено пульсирует, и я обвожу комнату диким взглядом в поисках оружия. Что довольно забавно, потому что а) в моей комнате нет никакого оружия, кроме среднестатистического барахла девушки-подростка, б) если бы я и нашла что-то, за исключением пилочки для ногтей, чтобы защитить себя, какое оружие вообще способно нанести вред Черному Крылу? Мне кажется, сияние. Думаю, я должна вызвать сияние, но затем понимаю кое-что. Почему он просто стоит там?

Почему он еще не разразился дешевыми злодейскими фразами в духе я-собираюсь-убить-тебя-малышка?

Это не Семъйяза, осознаю я. Это Кристиан. Я могу совершенно точно ощутить его присутствие, теперь, когда успокоилась достаточно, чтобы здраво мыслить. Он пришел, чтобы сказать мне что-то. Что-то важное.

Я вздыхаю, накидываю свитер и открываю окно.

- Привет, - зову я.

Он поворачивается со своего места на краю крыши, с которого открывается восхитительный вид на горы, которые до сих пор светятся снежно-белым цветом в темноте. Я выбираюсь за окно и сажусь рядом с ним. Снаружи прохладно, идет мелкий противный дождик. Я мгновенно обхватываю себя руками и старюсь не трястись.

- Замерзла? – спрашивает Кристиан.

Я киваю.

- А ты нет?

На нем надета черная футболка и его обычные джинсы «Seven», которые на этот раз серые. Мне не нравится, что я узнаю его одежду.

Он пожимает плечами.

- Немного.

- Анжела говорит, что потомки ангелов должны быть невосприимчивы к холоду. Это помогает при полете на большой высоте, мне кажется, - я снова трясусь. - Мне, наверное, про это не сказали.

Он улыбается. - Может это распространяется только на взрослых ангелов.

- Эй, ты сейчас назвал меня инфантильной?

- О нет, - говорит он, его улыбка расцветает в полноценную усмешку. - Я бы не рискнул.

- Хорошо. Потому что это не я одна из тех, кто подглядывает в чужие окна.

- Я не подглядывал! - возражает он.

Правильно. Что-то важное.

- Знаешь, есть одно потрясающее новое изобретение, - поддеваю я. – Называется телефон.

- Да, ведь у нас с тобой всегда бывают такие замечательные душевные разговоры по телефону, - отвечает он.

На секунду повисает тишина, а потом мы оба начинаем смеяться. Он прав. Не знаю, почему мне легче, когда он здесь, но это так. Здесь мы наконец-то сможем поговорить. И это настоящее чудо.

Он поворачивается ко мне, его колено касается моего. В тусклом свете из моего окна его глаза глубокого зеленого цвета.

Он говорит:

- В твоем сне ограда, которую ты упоминала, сетчатая и идет по правой стороне, когда ты поднимаешься на холм.

- Да, откуда ты…

- И на краях ступенек, которые ты видишь, растет мох, и перила, за которые ты держишься, металлические, с черным рисунком?

Я неотрывно смотрю на него:

- Да.

- С левой стороны, за деревьями есть каменная скамья, - продолжает он. - И розовый куст, посаженный за ней. Но розы никогда не цветут – там слишком холодно для роз.

На минуту он отводит взгляд. Внезапный порыв ветра треплет его волосы, и он отбрасывает их с глаз.

- Тебе тоже снится этот сон? – шепчу я.

- Не такой, как у тебя. То есть, мне постоянно снится это место, но… - он вздыхает, поеживается некомфортно, затем поворачивается ко мне.

- Обычно я не говорю об этом, - произносит он. – Я в каком-то смысле стал профессионалом в том, чтобы не говорить про это.

- Все нормально…

- Нет, я хочу рассказать тебе. Ты должна знать это. Но я не хотел говорить тебе перед Анжелой.

Я подтягиваю свитер к своему подбородку и скрещиваю руки на груди.

- Моя мама умерла, - произносит он, наконец. - Когда мне было десять лет. Я даже не знаю, как это произошло. Мой дядя не любит говорить про это, но думаю… Я думаю, она была убита Черным Крылом. В один день она здесь, делает для меня карточки-подсказки по делению за завтраком, отвозит меня в школу, целует меня на прощание прямо перед мальчишками из школы и смущает меня… - Его голос дрожит. Он останавливается, отводит взгляд, тихо прочищает горло. - А в следующую минуту меня забирают из класса. Говорят, что произошел несчастный случай. И она исчезает. То есть мне дали увидеть ее тело, вообще-то. Но ее не было внутри него. Это было просто… тело.

Он снова смотрит на меня мерцающими глазами.

- Ее надгробный памятник - это скамья. Белая каменная скамья под соснами.

Внезапно мое сознание затуманивается: