Синтия Хэнд - Святая

Она пишет его имя на полях тетради на уроках испанского. Есть миллион вещей, которые ей хотелось бы сказать ему.

Megustas. Ты мне нравишься.

Но она знает, что это лишь мечты. Он никогда не смотрел на нее. Он даже не видит, что она стоит здесь. Если бы только он увидел ее, и желание, которое накрывает ее в этот момент, причиняет мне физическую боль. Если бы он только открыл глаза.

- Покажи им, Такер! – кричит она, поддерживая его.

Я пячусь от нее, измотанная, кружится голова. Мы с ним столько раз шутили о маленькой мисс Элисон Лоуелл. А все это время она действительно была влюблена в него.

Я внимательно рассматриваю ее. Первое, что бросается в глаза – это ее рыжие волосы, натуральная, солнечная медь, ничего общего с тем кошмаром, что был в прошлом году у меня на голове, ее цвет – цвет нового пенни.

Она тоненькая, как ива, но мне кажется, что у нее есть мышцы. Это все влияние свежего воздуха и регулярных упражнений. Она сильнее, чем кажется. Бледная, молочно-белая кожа покрыта веснушками, но ей идет. Коралловые губы.

Выразительные карие глаза.

Она хорошенькая.

И она принимает участие в скачках. И она из этих мест, может, хочет здесь остаться. Она обычная девушка. Рыженькая. Он любит рыженьких. А она любит его.

Может, не появись я в школе прошлой зимой, в тот вечер он увидел бы ее в выпускном платье. Может, они бы поговорили. Возможно, он бы даже начал называть ее морковкой.

Она как равноценная замена мне.

Не могу дышать. Я направляюсь к выходу. Теперь я сбита с толку больше, чем когда-либо.

Но, проталкиваясь через толпу, прежде чем уйти, я оборачиваюсь бросить последний взгляд на Такера на Мидасе, который опять вернулся на арену, но могу различить лишь его голову, шляпу и серьезные глаза, когда он пришпоривает коня назад к воротам.

Этим вечером я сворачиваюсь рядом с мамой, и мы вместе смотрим домашнее видео. Отец приходит время от времени, и смотрит с нами с немного печальным выражением лица, видя доказательства своего отсутствия. Затем он уходит. Я никогда не знаю, куда он отправляется, когда его нет дома. Он просто пропадает.

Сейчас мы смотрим видео с пляжа. Мне около четырнадцати. Это было незадолго до того, как мама привезла меня в Баззардс Рутс и рассказала мне об ангелах. Здесь я обычная девчонка, гуляющая по пляжу и разглядывающая горячих сёрферов. Мне даже неловко от того, как я выдаю себя, когда мимо проходят крутые парни. Я пытаюсь казаться утонченной, откидываю голову, чтобы покрасоваться своими волосами, иду по пляжу с грацией танцовщицы. Я хочу привлечь их внимание. Но когда мы втроем, мама, Джеффри и я, я веду себя как маленький ребенок. Плещусь в воде, бегаю с Джеффри по песку, строю замки и разбиваю их. В какой-то момент я забираю у мамы камеру, чтобы снять ее. На ней белая струящаяся накидка поверх купальника, широкополая соломенная шляпа и большие очки. Она выглядит такой энергичной, такой здоровой. Она присоединяется к нашей игре, смеется, бегает по пляжу, ловя набегающие волны. Забавно, как люди меняются, и ты забываешь, какими они были раньше. Я уже забыла, какой она была красивой, хотя она все еще красива. Но это не одно и то же. Тогда в ней была энергия, несокрушимый дух, тот свет, что никогда не гас.

Сейчас она затихла. Я думаю, она могла заснуть, но она произносит: - Это был мой самый счастливый момент, именно этот.

- Даже без папы? – спрашиваю я.

- Да. Вы двое делали меня такой счастливой.

Я предлагаю ей мой пакет с попкорном, но она качает головой. Она совсем перестала есть. Кэролин может ее заставить сделать лишь несколько глотков воды, если повезет, и съесть несколько ложек шоколадного пудинга. Это напрягает меня, потому что живые люди должны есть. Это значит, что она больше не жива.

- Думаю, это было и моим самым счастливым моментом, - говорю я, глядя на свое улыбающееся лицо в кадре.

До видений. До предназначения. До пожаров. До выбора, который я не готова сделать.

- Нет, - говорит мама. – Твое самое счастливое время еще наступит.

- Откуда ты знаешь?

- Я видела это.

Я сажусь и смотрю на нее. – Что ты имеешь в виду?

- Все свою жизнь я вижу кусочки будущего, в основном, своего, как видения, но иногда и про других. Я видела твое будущее, или его версию.

- И что ты видела? – пылко спрашиваю я.

Она улыбается. – Ты идешь в Стенфорд.

- Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю.

- Тебе там нравится.

- Значит, Стенфорд – это эквивалент счастья? Отлично, думаю, я все поняла. Можешь подсказать мне цвет для спальни в общаге, потому что я разрываюсь между лавандовым и синим. – Да, я саркастична, может, это лишнее, когда она, кажется, пытается сказать мне что-то важное. Но дело в том, что я не могу себе представить настоящее счастье. Не без нее.

- Ох, милая, - вздыхает она, - сделай мне одолжение, загляни в верхний ящик в шкафу. В черный.

Я обнаруживаю пыльную красную вельветовую коробочку, спрятанную между ее носков. Открываю ее. Внутри лежит серебряный браслет с подвесками, старый и немного потускневший.

- Что это? – никогда не видела, чтобы она его надевала.

- Ты наденешь его на кладбище.

Я разглядываю подвески, которые кажутся вполне обычными. Сердце. Лошадь. Пара драгоценных камней, должно быть, поддельных. Рыба.

- Давным-давно он принадлежал мне, - говорит она. – А теперь он твой.

Я сглатываю. – Ты не собираешься сказать мне, что всегда будешь рядом? Разве не это обычно говорят? Что ты будешь в моем сердце, что-то типа того?

- Ты – часть меня, - отвечает она. – А я – часть тебя. Поэтому, да, я буду с тобой.

- Но не по-настоящему, мы не сможем поговорить, да?

Она накрывает мою руку своей. Она кажется такой легкой, легче, чем должна быть рука, ее кожа, как мягчайшая белая бумага. Словно ее может унести ветром.

- Между нами есть связь, которую ничто не сможет разорвать, ни на небе, ни на земле, ни даже в аду. Если тебе захочется поговорить со мной – говори. Я услышу. Но, возможно, не смогу ответить, или отвечу не своевременно…

- Потому что день – это тысяча лет…

Она ухмыляется. – Конечно. Но я услышу тебя. Каждое мгновение я буду посылать тебе свою любовь.

- Как? – я не в состоянии подавить слезы в голосе.

- В сиянии, - отвечает она. – Вот где мы находим друг друга. В свете. – Я снова плачу, а она обнимает меня одной рукой и целует в макушку. – Моя дорогая, милая девочка. На тебя столько всего свалилось. Ты все так глубоко чувствуешь. Но ты будешь счастлива, детка. Ты будешь сиять.

Я киваю, вытирая слезы. Я верю ей. Затем я продолжаю и говорю следующее, что приходит в голову.

- Мам, ты когда-нибудь собираешься рассказать мне о своем предназначении? – Она откидывается назад и задумчиво рассматривает меня.

- Мое предназначение – это ты. – Этим вечером она рассказывает мне иную версию той истории, что мы с Джеффри слышали ранее о дне землетрясения. То, о чем она не упоминала. Что, когда она увидела отца и он вытащил ее из-под завала в ее собственной спальне, когда поднял ее на небеса, она узнала его.