Елена Хотулева - Сумерки памяти

— А если я уже не хочу ничего знать? Что тогда? — обеспокоено спросила я.

— Не хочешь знать, или боишься узнать? Вот о чем, на самом деле, стоит задуматься. Ну а если ты действительно всерьез считаешь, что решила вернуться назад, то должен тебя разочаровать — такие люди, как ты никогда не перестают искать ответы. Они могут прерываться — десятилетиями, а то и столетиями не вспоминать о том, что их так волновало, но потом снова и снова они будут зажигать свой древний фонарь, проливающий слабый свет на тропы мирозданья, и идти вперед, чтобы шаг за шагом открывать для себя вечные законы вселенной.

— А как такие люди называются, и что отличает их от остальных?

Он обнял меня и продолжил объяснения:

— Никак они не называются. Они изменяют свои имена и лица, как деревья листву, но от этого никогда не становится другой их сущность — как они были, так и остаются бессрочными «искателями истины». Их трудно, а может быть и почти невозможно узнать в толпе, но пообщавшись с таким человеком, легко заметить, что в его душе постоянно, то вспыхивая, а то немного стихая, тлеет огонь, который не дает ему покоя и заставляет двигаться вперед.

— Но, скорее всего, это несчастные люди, потому что, сколько бы они ни искали, всех ответов им все равно не дано будет постичь. Да?

— Конечно, именно так.

— Но зачем нужны такие люди, которые не делают ничего полезного, а только лезут в то, что их не касается?

— Зачем нужны? — рассмеялся он. — Именно затем, чтобы человечество не стояло на месте. Ты думаешь, что они виноваты в том, что появились такими на свет? Ничуть! Наоборот, их специально посылают в мир, и если они, вдруг, перестают двигаться вперед, то снова и снова их вынуждают подниматься и идти.

— Но им же очень тяжело, почти невозможно выжить в этом приземленном материалистическом обществе, — удивленно сказала я. — Как же они справляются со своими задачами?

— Понимаешь, дело в том, что, наделив их однажды этим удивительным даром поиска, про них никогда уже не забывают, и там, где, может быть, другие упали бы, этих поддерживают, в те места, куда другим пути закрыты, этих людей пропускают. Короче говоря, их награждают не только непонятным для остальных характером, но и странной судьбой, которая всем другим кажется неправильной и нелогичной.

— И я, оказывается, попала именно в их число, — подвела я логическую черту под его словами.

— И я тоже, — засмеялся он. — Так что не расстраивайся — ты не одинока.

Некоторое время мы оба молчали, только теперь, к сожалению, я уже не могла так просто посмотреть, о чем он размышляет. Так что мне оставалось обдумывать то, что он сказал, а заодно мучиться над вечным вопросом о том, что нас с ним так крепко связывает.

Еще немного помолчав, он неожиданно сказал:

— Давай сейчас поедем ко мне, а потом ты попробуешь вспомнить еще какую-нибудь коротенькую жизнь. Договорились?

— Хорошо, — согласилась я, — но только вот, как я узнаю, о чем мне вспоминать, и какая именно жизнь окажется короткой?

— А я тебе помогу, — заверил он меня, встав с покрывала и подав мне руку, — а заодно докажу тебе, что далеко не всегда мы рождались с тобой в одной и той же стране в одинаковое время.

— Уф, как я замерзла, — скала я, сбрасывая ему на руки свою куртку. — Надо скорее выпить горячего чая.

Мы прошли в гостиную, и я быстро закутавшись в свою шаль, легла на диван.

— Сейчас я принесу чашки, а ты пока лежи и грейся — здесь тепло, потому что окна оставались закрыты, — сказал он, накрывая меня пледом.

Я ждала его и рассматривала часы, которые давно уже не давали мне покоя своей неподвижностью. «Почему они стоят? — думала я. — Неужели он не может вызвать мастера и починить их? Да еще по какой-то непонятной причине он начинает злиться каждый раз, когда я начинаю об этом говорить»…

— Ну как? Все еще холодно? — спросил он, оборвав мои мысли.

— Да, — сказала я, принимая из его рук чашку, наполненную загадочным душистым отваром, — теперь я буду бояться заболеть. Сделай так, чтобы этого не случилось. Ладно?

— Постараюсь, — засмеялся он. — Только не забывай, что я далеко не так всесилен, как тебе хотелось бы видеть.

Я ничего не ответила и, помолчав некоторое время, поставила пустую чашку на стол и спросила:

— Так какую жизнь ты советуешь мне вспомнить?

— Ту, в которой не было меня, — снова рассмеялся он.

— Ну подскажи мне хоть немного.

— А ты рассуждай логически, — продолжил он весело, — если меня не было рядом, то кто бы мог в давние времена тебя обеспечивать? Наверное, никто, раз ты считаешь, что замужем ты была только за мной. Значит, представляй себя бедной оборванкой и попадешь в цель.

— Ты все шутишь, — укоризненно сказала я, — а я, вот, сейчас на самом деле попытаюсь представить себя какой-нибудь странницей, посмотрим тогда, что из этого выйдет.

— Да я, собственно, почти что не шутил, — сказал он, разводя руками, — так что приступай, а я пока покурю.

Прошло сравнительно немного времени, и я начала рассказывать.

Я иду по разъезженной, пыльной дороге вдоль зеленеющего пахучими травами луга. К сожалению, надетая на мне бедная, залатанная одежда простолюдинки не дает возможности определить ни год, ни век, когда все это происходит. У меня очень светлые волосы, которые, выбиваясь из-под чепца, спадают мне на плечи тонкими почти прозрачными прядями. Я так молода, что ко мне вполне подходит определение «девочка-подросток».

Я очень неуверенно двигаюсь, все время придерживаясь за плечо какого-то взрослого мужчины, который несет на длинном, перекинутом через плечо ремне предмет, сильно напоминающий шарманку. Мы молча бредем по этой бугристой дороге, время от времени спотыкаясь об острые камни.

Мои светло-голубые глаза широко открыты и готовы воспринимать все краски мира, однако от рождения они наделены только способностью отличать свет от тьмы. Я почти слепая, а потому вынуждена постоянно держаться за своего бородатого спутника.

Этот человек мой отец, точнее сказать, это я думаю, что мы находимся с ним в родстве, а на самом деле однажды, когда мне было совсем мало лет, он просто прихватил меня с собой, освободив тем самым хозяйку какого-то придорожного трактира от лишнего рта, доставшегося ей в наследство от умершей сестры. В те времена он уже давно бродил со своей шарманкой по разным дорогам и, здраво рассудив, что бедному человеку со слепой дочкой, которая еще и умеет петь задушевные песни, будут давать денег гораздо больше, нежели одинокому, решил меня удочерить. А чтобы я не особенно пугалась, сказал мне, что он мой родной отец, вернувшийся из далекого путешествия. Тетка, у которой я жила после смерти родителей, была очень рада и даже дала нам в дорогу пару буханок хлеба и теплый платок, чтобы закрываться от зимней стужи.