Кендари Блэйк - Девушка из кошмаров

- Ты даже не выпускница в этом году.

- Это не значит, что я не в комитете, - обижается она. - Так вот. Это то, чем мы собираемся заняться? Отдыхать и ждать Гидеона?

- Или пока Анна снова не постучится, - говорит Томас, и Кармел награждает его взглядом.

- Да, - говорю я. - Предполагаю, именно это мы и должны делать.

Как я сюда попал? Это не было сознательным выбором. По крайней мере, так не чувствовалось. Когда Кармел и Томас подкинули меня до дома после школы, у меня в планах было съесть две порции маминых спагетти с фрикадельками и прозябать перед телевизором. Так что же я делаю в маминой машине уже четвертый час, не зная, сколько миль шоссе позади, и смотря на бездействующие трубы, выступающие на фоне темнеющего неба?

Это что-то из моей памяти, что-то, о чем мне рассказал Дейзи Бристол через месяц после того, как дом Анны взорвался вместе с ней внутри. Я слушал вполуха. Я был не в состоянии охотиться, не в состоянии ничего сделать, но ходил вокруг с дырой в сердце, изумляясь. Постоянно изумляясь. Единственной причиной, по которой я ответил на звонок, был Дейзи, мой верный жучок из Нового Орлеана, и тот факт, что именно он был тем, кто в первую очередь привел меня к Анне.

- Это место в Дулуте, штат Миннесота. Завод называется "Голландский металлургический завод". И внутри, и снаружи находят останки бомжей в течение последнего десятилетия или около того, - говорит Дейзи. - Их находят кучами, но, думаю, это потому, что редко ищут. Сначала кто-то сообщает о выбитом окне или кучка пьяных ребят устраивает вечеринку на участке прежде, чем кто-либо делает обход. Завод закрыли где-то в шестидесятых.

Я улыбнулся. Подсказки Дейзи в лучшем случае отрывочны, построены на выдумках и, зачастую, неспецифических доказательствах. Когда я впервые встретил его, я сказал ему основываться на фактах. Он посмотрел на меня так, как собака смотрит на вас, когда вы доедаете последний кусочек чизбургера. Для Дейзи магия - в незнании. Он вдохновлен мыслью о межпространстве. Романтические похождения с нежитью Нового Орлеана у него в крови. Предполагаю, я не нашел бы его никаким другим путем.

Мой взгляд бродит по заброшенному Голландскому металлургическому заводу, где что-то убивает бездомных уже, по крайней мере, десятилетие. Это распадающаяся кирпичная постройка с двумя невероятно высокими трубами. Окна маленькие и покрыты пылью и грязью. Большинство из них заколочены. Чтобы забраться внутрь, мне придется что-нибудь сломать. Атаме мягко переворачивается между моими пальцами, и я выхожу из машины.

Так как я обхожу вокруг здания, давно погибшая трава шелестит под моими ногами. Глядя вперед, вижу проблеск черной бурлящей массы Верхнего. Четыре часа езды, а это озеро все еще со мной.

Когда я заворачиваю за угол и вижу висящую приоткрытую дверь со сломанным замком, в груди сжимается, и все тело начинает напевать. Я никогда не хотел быть здесь. Это вообще никак не интересует меня, но теперь, когда я здесь, с трудом могу отдышаться. Я не слышал этой мелодии, тянущейся струнным "ля" с тех самых пор, когда столкнулся лицом к лицу с Чародеем. Мои пальцы покалывает по всей рукоятке ножа, и появляется странное, знакомое ощущение, что это частичка меня, приваренная к моей коже прямо до кости. Я не позволю ему выпасть, даже если захочу.

Воздух на заводе кислый, но не застоялый. Это место - дом для бесчисленных грызунов, и они гоняют воздух по кругу. Но он все же кислый. Под пылью, грязью, да и в каждом углу находится смерть. Даже в крысином дерьме. Они питались мертвечиной. Я не обнаруживаю ничего нового; не будет никакого вонючего мешка с мясом, ожидающим меня за углом и приветственно кивающим мне своим отпадающим лицом. Как там сказал Дейзи? Когда копы находят очередной набор органов, те практически мумифицированы. Кости и пепел. В основном, они просто выметают их за дверь прямо под коврик. Никто не разводит ажиотаж вокруг этого.

Конечно же, они этого не делают. Никогда не делают.

Я прошел через черный вход, никто не знает, для чего использовалась эта часть завода. Все важное разграбили, и единственное, что осталось, это голые остатки механизмов, которые я не могу идентифицировать. Я иду по коридору, и атаме на моей стороне. Через окна проникает достаточно света, который отражается от предметов, так что мне довольно хорошо видно. Я останавливаюсь около каждой двери, всем телом прислушиваясь, чуя сильный запах гнили, ощущая холодный пот. Комната слева, вероятно, была офисом или, вполне возможно, служебной комнатой отдыха. Стол отодвинут в угол. Мой взгляд фокусируется на том, что на первый взгляд кажется краем старого одеяла... пока я не замечаю ноги, торчащие из-под него. Я жду, но они не шевелятся. Это всего лишь использованное тело, на котором не осталось ничего, кроме разодранной кожи. Я прохожу мимо: пускай останки остаются скрытыми за столом. Мне не нужно видеть это.

Коридор ведет к широкой площадке с высоким потолком. Лестницы и помосты соединяются в воздухе, создавая что-то похожее на проржавевшие конвейерные ленты. На одном конце в бездействии стоит неповоротливая черная печь. Большинство из вещей здесь разодраны, разобраны на металлолом, но я все еще могу понять, чем они были. Должно быть, здесь много чего производилось. Пот тысячи рабочих тел впитался в пол. Знойная память все еще витает в воздухе, хотя прошло бог знает сколько лет.

Чем дальше я прохожу в комнату, тем более переполненной она кажется. Здесь что-то есть, и его присутствие тяжело. Мой захват вокруг атаме усиливается. Каждую минуту я ожидаю, что десятилетиями мертвые механизмы оживут. Запах горящей кожи человека попадает в мои ноздри за долю секунды до того, как я падаю лицом на пыльный пол.

Я переворачиваюсь и встаю на ноги, размахивая атаме по широкой дуге. Я ожидаю увидеть призрака точно позади себя и какое-то мгновенье думаю, что он сбежал, и перемещаюсь в другую игре под называнием "Прихлопни моль" или "Призрачный дартс". Но я все еще чую его и чувствую, как по комнате головокружительными волнами движется гнев.

Он стоит в дальнем конце комнаты, блокируя мне выход обратно в коридор, будто бы я попытаюсь сбежать. Его кожа черна, как сгоревшая спичка, потрескавшаяся и сочащаяся горячим жидким металлом, как будто он покрыт слоем охлажденной лавы. Глаза выделяются ярко-белым. С этого расстояния я не могу понять, просто ли они белые или имеют роговицы. Господи, надеюсь, все-таки имеют. Я ненавижу все это жуткое дерьмо со сверхъестественными глазами. Но, с роговицей или без, они все равно лишены здравого смысла. Годы, проведенные в смерти и горении, позаботились об этом.

- Давай, - говорю я и встряхиваю запястьем; атаме готов рубить и резать. В спине и плечах, куда он ударил меня, легкая боль, но я сбрасываю ее со счетов. Он приближается, медленно передвигаясь. Возможно потому, что ему интересно, почему я не бегу. Или, может, потому, что с каждым движением его кожа еще больше трескается и кровоточит... чем бы ни была это кровоточащая красно-оранжевая фигня.