Лэйни Тейлор - Дни Крови и Звездного Света

Кару думала обо всех тех годах, которые она посвятила занятиям боевыми искусствами, в то время, как игла раскалилась. Ты думаешь, что драки будут выглядеть так же, как в кино: достаточно места, чтобы как можно элегантнее проявить свое умение, удары, которые разят наповал и обмен холодными взглядами. Ха. Нет никакого пространства, только борьба да паника, и сила Тьяго, которая чертовски превышает всю ее фантазию, касающуюся ее репертуара затейливых ударов.

Разумеется, она должна была убить его. Может, она и была похожа на жертву, но таковой не являлась. Она должна была остановить его.

Если бы только можно было этим положить конец.

Звук и он раздался рядом, и это были крылья.

Это отозвалось эхом в ее голове: биение крыльев, глухой стук, шлепки грязи, когда та слетала с лопаты. И мухи. Как мухам удается так быстро находить мертвых?

Она почувствовала, будто бы все еще находится на краю ямы, которая угрожает утащить ее вниз, в зловонную темноту. Она с силой продела иглу сквозь мочку уха. Ей хотелось тем самым отогнать прочь свои воспоминания, но она знала, что воспоминания, словно мухи — сколько бы ты их не прогоняла, их ничто не удерживает от того, чтобы вернуться — и пирсинг — это ужасно больно. Ее маленького резкого вздоха было достаточно, чтобы разбудить Иссу.

Исса. Благословение ночи. У нее все еще была Исса.

— Сладенькая, что это ты делаешь? — Женщина-змея, словно кобра, готовая напасть, бросилась со своего места у двери и издала небольшое шипение отчаяния, когда увидела иглу, застрявшую у Кару в ухе, словно рыболовный крючок. — Давай-ка я.

Кару позволила забрать у нее иглу. И что бы она делала без Иссы? Если бы после всего, они отобрали бы у нее еще и Иссу?

— Я не могла заснуть, — прошептала она.

— Да? — Голос у Иссы был мягким и такими же были ее руки. Она легко продела иглу сквозь плоть Кару и сделала первый стежок. — Мое бедное дитя, это неудивительно. Хотелось бы мне дать тебе немного снотворного чая.

— Или реквиемного чая, — откликнулась Кару.

Но голос Иссы не был мягок, когда она сказала:

— Не говори так! Ты жива. И до тех пор, пока ты жива, а он... — осеклась она. Кто он? Что бы она ни собиралась сказать, она это переосмыслила. — Пока ты жив, есть еще надежда. — Исса вздохнула, рука ее замерла и она спросила: — Готова? — прежде, чем иголка вновь проткнула плоть девушки.

Кару поморщилась. Она подождала, пока игла не прошла сквозь кожу.

— Мне жаль, — сказала она. — Это было...? Как у тебя и Изри?

— Да, — сказала Исса. — Это было умиротворительно, дитя, не грусти. — Она вздохнула. — Однако ж, как бы мне хотелось, чтобы она была здесь. У нее в рукаве был припасен не один трюк, чтобы помочь Бримстоуну уснуть.

— Она будет с нами, — сказала Кару, задаваясь вопросом когда, думая, как и размышляя, на что будет похоже сегодня. Тьяго поджег факелами и храм, и ревкиемную рощу. Прошло восемнадцать лет; выросли там новые деревья или нет? Роща была древней. Ей вспомнился лунный свет, на который она смотрела с верхушек деревьев, отблеск от крыши храма, который виднелся сквозь кроны, и как ее сердце учащенно билось от понимания того, что там, где-то внизу, ее ждал Акива. Акива ждал ее, чтобы подхватить прямо в воздухе. Акива лежал рядом с ней, проводил пальцами по ее векам, его касания были легки, как прикосновение мотыльковых колибри, легки, как бесшумное опадание реквиемных бутонов во тьме.

Она закрыла глаза и сложила руки, кисти на предплечьях, и почувствовала болезненность своих синяков. Тьяго — ее союзник; Акива — ее враг. Как все запутанно. Что делает кого-то врагом?

Нет. Она не могла забыть. Она вцепилась пальцами в свои синяки, чтобы встряхнуться и вспомнить: чернильные отметины, начертанные на руках убийц, которые наносили себе враги. Там, где стояли города, кружит пепел — и это дело рук врага.

Исса сделала еще стежок и обрезала нить. Кару поблагодарила ее и задумалась: «Что теперь?»

Солнце взойдет, а она не сможет вечно оставаться в своей комнате. Ей придется встретиться с химерами лицом к лицу. Она не может ждать, когда ее синяки пройдут. Заметят ли они их? Они считали ее синяки само собой разумеющимися. Много ли им известно о том, что произошло в яме?

Наверняка, не все, и (о боги и звездная пыль) лучше им и не узнать никогда.

Звук, он раздался рядом, и это было...

— Кару.

Надломленный шепот. Кару моргнула.

— Кто здесь? — голос Иссы был резок, и Кару знала, что она могла представить, кому бы мог принадлежать этот шепот, который раздался снаружи, но на сей раз это была не Баст.

— Пожалуйста.

Голос был бесплотным, слова растягивались, и был слишком низкий шепот, чтобы зазвучало богатство его голоса, но Кару знала, чей это был голос. Ее тело бросало то в жар, то в холод. Почему? Почему он вернулся? Она резко встала, и ее стул тут же отбросило назад.

Исса уставилась на нее.

— Кто это, дитя?

Но у Кару не было времени ответить. Болты на ставнях исчезли. Окно распахнулось. Исса вздрогнула, в свете свечи было видно, как ее мышцы напряглись, и по хвосту пробежала рябь, а Кару уклонилась от вторжения (и жара), поскольку в мягком мерцании исчезающего гламура появился Акива и рухнул на пол.

Прим. переводчика: *перенос изображения для создания впечатления движения

76

СМЕРТНЫЙ ГРУЗ

Он был не один. Кару почувствовала их присутствие еще до того, как чары пали и явили их. Тех двоих с Карлового моста. Она видела их всего раз, однако, сейчас они выглядели по-другому. Сестра — Лираз — с красивым лицом, таким выразительным и опасным, которое исказило горе. Она задыхалась, а глаза у нее были двумя красными впадинами горя — хотя, далеко не такими красными, как у Акивы, которые выглядели так, как в те далекие дни, когда Мадригал проникла в чужое тело, чтобы освободить его из заточения в Лораменди. Белки стали кроваво-красными от лопнувших капилляров. Что же случилось? Он выглядел, словно восковая фигура. Истощенным.

Но никто из них не изменился настолько, насколько изменился их брат. Который был... мертв.

Они с такой нежностью держали его на руках, будто он ничего не весил. Когда они опустили его на пол, он соскользнул и ударился. Лираз издала стон и бросилась на колени, чтобы придержать его голову, делая это так нежно.

Азаил, вспомнила Кару. Его зовут Азаил. Его глаза были распахнуты и смотрели в никуда, кожа мертвенно-бледная, шея и конечности уже окоченели. Крылья выгорели; его горящие некогда перья, теперь были ничем, просто перьями, которые истлели и опали. Он уже какое-то время был мертв.