Карен Монинг - В оковах льда

Он хватает меня за плечи и тянет к себе. Я не знаю, что он себе думает, но ни за что не собираюсь оказываться близко к Риодану. Поэтому взрываюсь Дэни-гранатой из кулаков, зубов и прочих аргументов типа «ты же не хочешь держать меня с выдернутой чекой».

По крайней мере, я пытаюсь.

Один слабый удар мне удается, а потом я останавливаю себя, чтобы не открывать катастрофическую новость чуваку, который ничего не упускает и не станет медлить перед использованием моих слабостей против меня же.

Что, блин, со мной не так?

Неужели тот удар сломал меня?

Сверхскорость пропала.

Суперсила тоже.

Я слабая, как обычный человек и… фу! Я застряла в руках Риодана. Близко. Словно мы собираемся танцевать медленный танец или целоваться.

— Чувак, я тебе нравлюсь или что? Отвали от меня!

Он смотрит на меня сверху вниз. Я вижу по его глазам, как быстро работает его мозг. И мне не нравится, как он работает, когда Риодан на меня смотрит.

— Борись, детка.

Я задираю нос под наглым углом и выпячиваю подбородок в стиле «да пошел ты».

— А может, мне не хочется. Ты сам сказал, что смысла нет. Ты все показываешь, что ты большой и самый важный.

— Раньше тебя это не останавливало.

— Может, я не хочу сломать ноготь, — ляпаю я с безразличием, пытаясь скрыть, что просто устала бороться. И бегать. И что я впервые… вообще впервые… обычн…

Слова застревают в горле комком с иголками. Я не могу его выкашлять. Не могу проглотить.

Это нормально. Мне не нужно такое говорить. Это неправда. Я никогда такой не буду.

И никогда не была. Ни единой частичкой моей реальности. Может, я забыла нормально поесть? Я быстро мысленно подсчитываю калории, поглощенные мною за последние несколько часов: одиннадцать протеиновых батончиков, три банки тунца, пять банок черной фасоли, семь «Сникерсов». Ладно, меню легковато, но не настолько, чтобы мой бензобак опустел. Я снова жму на педаль стоп-кадра.

И снова не двигаюсь. Неподвижность — нынче мое второе имя. И меня это пугает.

Он берет меня за руку, смотрит на мои короткие ногти, которые ТЛ покрасила черным лаком в ту ночь, когда узнала обо мне правду. Я не знаю, почему до сих пор его не смыла. Лак облупляется со скоростью звука при том количестве драк, что я веду.

— Тебе нечего ломать. Попробуй еще раз.

— Отпусти мою руку.

— Заставь меня.

И прежде чем я выдаю искрометный краткий ответ, моя спина выгибается как лук, а лицо Риодана оказывается у моей шеи.

Он кусает меня.

Этот козел кусает меня!

Прямо в шею!

Клыки сжимают мою сонную артерию. Я их чувствую — они острые и глубоко проникают в меня. Это больно.

У Риодана правда есть клыки! Мне не показалось в ту ночь, на крыше, когда он говорил, что у него для меня есть работа!

— Какого фига ты делаешь? Ты вампир, что ли? Решил меня обратить? — Я в ужасе. И мне… интересно. Насколько сильнее я могу стать? Вампиры реальны? Феи же настоящие. Что, по-моему, делает реальными и другие вероятности. В наш мир что угодно пролезет. А ТЛ об этом знает? Бэрронс тоже вампир? Что тут происходит? Чуваки, мой мир только что стал в разы интереснее!

Внезапно я теряю опору, мне ничто не сопротивляется, и все вокруг кажется пьяной каруселью. Меня бесит, что Риодан заставляет меня казаться неуклюжей. Я вытираю ручеек крови с шеи и таращусь на руку. Когда мне в последний раз пускали кровь? Да никогда. Ну я себя порой ранила. Но никто другой не мог. До нынешнего момента.

С кровью? Неуклюжая? Медленная? Кто — я?!

— Я теперь знаю твой вкус, детка. Я знаю твой запах, как свой собственный. Ты никогда больше не сможешь пройти мимо без моего ведома. И если я когда-нибудь поймаю тебя на нижних этажах Честерса… Или где угодно в моем клубе…

Я резко перевожу взгляд со своей руки на его лицо.

Он улыбается мне. Показывая окровавленные зубы.

Факт: это неправильно — видеть кого-то, кто улыбается тебе с твоей же кровью на зубах. Это пробирает до костей. Где были его клыки? У него есть клыки? Настоящие или косметические имплантаты? Время такое, что сразу и не скажешь. Они не втянулись с едва слышным щелчком, как по телевизору показывают, иначе я бы слышала. У меня ведь суперслух. Ну, чаще всего. Когда у меня есть еще и суперскорость, и суперсила. Как было всегда. До теперешнего момента.

— …Не позволишь мне…

Его взгляд странно мерцает, как с ним иногда бывает. Наверное, оттого, что он быстро осматривает меня с ног до головы, так быстро, что я не могу уследить за сменой направления его взгляда, я вижу только легкую дрожь его глаз. Интересно, могу ли я сделать также, суперскорость ведь часть меня. Может, это как быстро-быстро постучать пальцем? Нужно попрактиковаться. Если, конечно, я верну себе суперскорость. Какого черта со мной не так? У меня срыв? Как у меня может быть срыв? Я не срываюсь!

— …Если только ты не будешь работать на меня и появляться там по моему указанию. Таков уговор. — Он холодный. Как лед. И я без лишних слов знаю, что второй вариант — смерть. Работай на меня или умри. Это бесит меня просто невероятно.

— Ты ставишь мне ультиматум? Это вообще не круто. — Я не изображаю отвращения. Я становлюсь отвращением. И сверкаю в его сторону номером семнадцать из моих тридцати пяти Взглядов Смерти. Взрослые! Они видят подростка, которому дано больше того, с чем они могут справиться, и пытаются его ограничить, закрыть в коробочке, заставить чувствовать себя виноватым за то, чем он является. Словно я могу что-то с этим поделать. Танцор прав: взрослые боятся детей, которых сами растят.

— Если вырасти означает стать похожей на тебя, я никогда не вырасту. Я знаю, кто я, и мне это нравится. Я не собираюсь меняться ради кого бы то ни было.

— Однажды, девочка, ты захочешь пожертвовать своей гребаной душой ради кого-то.

— Не думаю, что тебе стоит при мне произносить слово «гребаный». На случай, если ты забыл — мне только четырнадцать. И, в качестве блиц-новостей, чувак, души у меня нет [2] Дэни рыжая. Во времена инквизиции рыжий цвет волос ассоциировался с ведьмами, с тех пор появилось поверье, что у рыжих нет души. . Нет банков — нет валюты. Следовательно. Такого. Никогда. Не будет.

— Не думаю, что твоей самоуверенности есть куда расти.

Я меряю его надменным взглядом.

— Я попытаюсь ее вырастить.

Риодан смеется. И как только он начинает, у меня возникает видение событий на четвертом ярусе в ту ночь. Он тогда тоже смеялся. А у той женщины было такое выражение лица, она издавала такие звуки, когда он делал то, что делал… Фу! Старые… Боже! Да что со мной не так?

Он пристально на меня смотрит.

Отчего мне хочется провалиться на месте.

Риодан смотрит на людей так, как никто другой из моих знакомых. Словно у него рентген в глазах или что-то такое, отчего он четко знает, что происходит в чужих головах.