Холли Блэк - Белая кошка

— Но это же неправда?

Пожимаю плечами.

— Отдача может убить только мастера смерти, да и то если совсем уж не повезло. А сколько тебе лет — вообще не важно. Братья про свои способности узнали довольно рано. Баррон часто выигрывал, а Филип всегда побеждал в драках.

Помню, еще в младшей средней школе маму вызывали к директору: Филип тогда сломал ноги трем здоровенным мальчишкам. Месяц мучился из-за отдачи, зато больше к нему никто не лез. Как-то мать умудрилась замять дело, и в полицию тогда обращаться не стали. Вот про Баррона ничего не помню.

— Как только проявляются способности, другие мастера учат тебя всяким секретам. Но про это я, как ты понимаешь, мало знаю.

— Разве тебе можно о таком рассказывать?

Завожу машину.

— Нет. Но ты пьяный в стельку, завтра все равно ничего не вспомнишь.

Приволакиваю Сэма домой в его огромный кирпичный особняк, извиняюсь перед миссис Ю, выезжаю со стоянки и все это время напряженно думаю.

Если кошка — Лила, мастер трансформации наверняка где-то в Штатах. Очевидно, но раньше я об этом не задумывался. Правительство из штанов выпрыгнет, чтобы только его заполучить, что уж там говорить о преступных кланах. Поэтому братцы и затеяли весь сыр-бор; теперь понятно, почему Филип стирал мне память.

Настоящий мастер трансформации.

Это они и хотели заставить меня забыть.

Они ждут меня около кафе, сидя на капоте Сэмова похоронного «кадиллака» 1978 года выпуска. Сосед выглядит неважно, то и дело отпивает кофе из пластикового стаканчика, руки у него трясутся. Черная машина сияет; над хромированным бампером красуется наклейка: «Езжу на растительном масле». На Сэме костюм и галстук, но пиджак маловат — наверное, целую вечность провисел в шкафу за ненадобностью.

Даника без школьной формы смотрится непривычно. Джинсы внизу обтрепались, на ногах шлепки, но зато белая рубашка как следует отутюжена.

— Машину починил?

Сэму явно неловко.

— Она…

— Я подумала, что раз обещала — все равно приеду, — встревает Даника.

Оба врут. Но мне не до того. Вытираю вспотевшие руки о штаны.

— Спасибо большое, ребята, что гробите на меня свою субботу.

Да уж, настоящий джентльмен.

— Так что там с кошкой?

— Она друг семьи. — Я пытаюсь отшутиться.

Сосед поднимает глаза, на лице блестят капельки пота, у него явно тяжкое похмелье.

— Ты вроде говорил, это твоя кошка?

— Ну да. Была моя кошка. — Совсем запутался, врать разучился, что ли? Никаких подробностей: любая выдумка лучше правды, слишком уж она нелепая, все равно никто не поверит. — Вот что нужно сделать. Ты моего сообщения не получал, как я вижу?

— Недостаточно внушительно выгляжу? Не похож на богатея? Завидуешь небось черной завистью? — Сэм гордо демонстрирует костюм.

— Выглядишь нелепо, точь-в-точь спятивший дворецкий или официант.

— Ах вот почему ты так вырядился, — хохочет Даника.

— Вы ущемляете мое эго.

— Она пойдет вместо тебя. Вид вполне подходящий.

— Сплошное унижение, — бормочет Сэм, откидываясь на капот. — Даника на самом деле богатая, поэтому так и выглядит.

— Ты, что ли, бедный? — парирует она.

Сосед со стоном надевает черные очки. Его родители владеют сетью автосалонов. Забавно получается: он-то сам ездит на похоронной машине, да еще и растительным маслом ее заправляет.

— Все просто, — объясняю я, стараясь не вспоминать, сколько раз хамил ей в школе. — Ты хорошая, послушная девочка, которая присматривала за бабушкиной кошкой, белой и пушистой, по кличке Кокоска. Кошка породистая, у нее есть длинное официальное имя, но ты его не помнишь. И дорогущий ошейник со стразами от фирмы «Сваровски».

Сэм привстает.

— У тебя персидская кошка? У них такие смешные злобные мордочки.

— Нет, — отвечаю я как можно спокойнее. Вдарить бы ему сейчас. — У меня нет кошки, кошка есть у нее. Дай мне закончить.

— Но у нее нет кошки. — Он смотрит на меня и осекается. — Ладно, ладно.

— Ты спрашиваешь про Кокоску, а потом интересуешься, есть ли у них хоть какие-нибудь белые пушистые кошки. Ситуация отчаянная: бабушка возвращается в понедельник — и тебе крышка. Пообещай им пятьсот баксов за любую такую кошку, и чтоб молчали, как рыбы.

Даника и Сэм удивленно смотрят на меня.

— Видеокамер внутри нет, я проверял.

— Я должна забрать кошку и отдать им деньги?

— Нет. Пушистой белой кошки у них нет. Моя — короткошерстная.

— Старик, в твоем плане какой-то просчет, — встревает Сэм.

— Все будет как надо.

Улыбаюсь самой своей широкой, самой обаятельной улыбкой.

Даника возвращается из Румельта. Выглядит она слегка потрясенной.

— Как все прошло?

— Не знаю.

Черт, почему, ну почему я не могу сыграть за нее! Ее-то родители никогда не учили правильно врать, из-за этого теперь все пойдет коту под хвост. Прикусываю губу.

— За стойкой сидела женщина?

— Нет, парень, худой такой. Думаю, лет двадцати.

— Что он сказал, когда ты упомянула деньги? И ошейник?

— Ничего, белых пушистых кошек у них нет. Не знаю, правильно ли я все сделала, была, прямо скажем, немного не в себе.

Беру ее за руку.

— Ну конечно. Так и надо. У тебя же бабушкина Кокоска пропала, конечно, ты не в себе. Только скажи, номер ему дала?

Она смеется.

— Тут парень как раз заинтересовался. А что теперь?

— Ждем, — пожимаю плечами. — Чтобы приступить к следующей стадии плана, нужен как минимум час.

Даника смотрит на меня как в тот раз, когда я отказался вступать в ее клуб по защите прав мастеров — словно обманул все ее ожидания, но руку в перчатке не отнимает.

— А потом вступаю я? — спрашивает Сэм.

Я страшно нервничаю. Нужно быть очень аккуратным: если не сработает — непонятно, как выкручиваться. Придется бездомного бродяжку нанять, чтобы забрал кошку.

— Сам справлюсь.

— Хочу посмотреть на твое колдовство. — Сосед, похоже, оскорбился.

Сам же его вытащил сюда в субботу, получается — зазря?

— Ладно, только никакой самодеятельности.

Целых полтора часа мы сидим на стоянке, пьем кофе и горячий шоколад. Я весь как на иголках. Наконец достаю из сумки пачку объявлений, а из маленькой коробочки браслет, кладу его в карман. Даника грызет кофейные зерна в шоколаде и смотрит на меня с подозрением. Как теперь возвращаться в Уоллингфорд? Не слишком ли я себя выдал?

Может, сказать ей, что уже все, пусть едет домой, но, с другой стороны, надо было полтора часа назад говорить, теперь-то что.

— Это зачем?

— Увидишь.

Перебегаем шоссе, когда загорается светофор, и медленно идем к приюту по боковой улочке. Народу куча, выходной ведь. Все в основном толпятся в большой комнате, уставленной обтянутыми ковровым покрытием деревянными когтедерками. Котов там не меньше полусотни — спят, шипят, умываются. Лилы нет. Сердце болезненно замирает — неужели ее кто-то забрал?