Анна Тарасова - Нить судьбы

Вот и сегодня, понтифик прошел мимо телохранителя, мельком взглянул на него, мол, все ли в порядке, тот уверенно качнул головой в согласии, и Марк открыл дверь палаты. Прошел вперед, привычно сел в кресло и взял руку Лины в свою. Перебрал пальцы, переплел со своими, поднес к губам. И не отрывал взгляда от ее лица, бледного, измученного.

Девушка пошевелилась, тихо застонала во сне и, не открывая глаз, прошептала:

— Марк?

— Спи, спи, любовь моя, — едва слышно проговорил понтифик, — я тут, не бойся.

Лина слегка повернула голову на подушке и проговорила:

— Люблю тебя.

Марк прижал ее ладонь к своему лбу и зажмурился. Девушка впервые призналась ему в любви. Сама. Во сне.

В последние дни она всегда с ним разговаривала очень тихо, едва слышно и совершенно бесстрастно. Как будто из нее выдавили все эмоции. Ни улыбки, ни смеха, ни слез. Вообще ничего. Он помнил такое состояние девушки, когда та пыталась покончить с собой из-за предполагаемого обращения бывшего мужа.

И взгляд. Если поначалу он был каким-то отчаянно испуганным, казалось, что она каждую минуту ждала возвращения кошмара, то теперь Лина смотрела на всех, и на него в частности, с обреченностью идущего на смерть.

И Марку было очень страшно видеть такое во взгляде любимой женщины.

И очень страшно от мысли, что не уследят за ней, и она снова попытается покончить с собой. Он несколько раз строго это повторил врачу, приставил телохранителей, чтобы они незаметно следили за девушкой, весь персонал был тщательным образом проинструктирован. Но Марк все равно безумно этого боялся.

Понтифик вспомнил, что говорил ему психиатр на следующий день после приезда Лины в больницу, когда девушку перевели в обычную палату.

«Она пережила страшное. Сейчас ее реакции могут быть неадекватны, она может ненавидеть всех близких, обвинять их. Поэтому вам нужно быть крайне осторожным и очень терпеливым с ней. Очень. И я убедительно настаиваю, воздержитесь пока от физический проявлений своих чувств, этим вы ее можете испугать и напомнить о пережитом. Девушка может поневоле ассоциировать произошедшее с вами и перенести свои страдания на вас. Пусть она сама захочет сначала вас коснуться…»

Он помнил одну из последних прогулок с ней по больничному парку. Пропустил Лину вперед, сам пошел следом, внимательно следя, чтобы девушка не споткнулась и не упала, готовый в любой момент подхватить ее. Предложил отдохнуть на скамейке. Она кивнула головой и протянула по привычке руку, чтобы дотронуться до него, но затем испуганно отдернула назад.

Марк понуро посмотрел на нее. Хотела, но боялась. Потянулась к нему, но в последний момент испугалась. Психиатр был прав, при такой пугливости нельзя самому настаивать даже на объятии.

Что ж, он будет ждать. Сколько потребуется, столько и будет ждать.

Понтифик провел ее пальцами по своим губам. Подарок брата пришелся как нельзя вовремя. Марк больше не допустит, чтобы Лина хоть немного пострадала, поэтому срочно займется поиском мага. И как только девушка выйдет из больницы…

Как учитель и обещал, Гюнтера он принял сразу же в своей квартире, но долго с ним общаться не собирался. Впрочем, сам парень это понимал, потому что, не успев поздороваться, он задал главный для него вопрос:

— Учитель, я могу надеяться на вашу защиту?

Эстебана вопрос удивил.

— На какую защиту? От кого? От понтификов?

Гюнтер смотрел на него напряженно, ожидая ответа.

— Ты думаешь, что я полезу в твою свару с Росси, учитывая, что ты там натворил?

Что ж, ответ получен, значит, Гюнтеру придется выбираться из этой паршивой истории своими силами. Он коротко поклонился теперь уже бывшему учителю и намеревался покинуть гостиную, но сам испанец не собирался отпускать ученика так быстро.

— Верховный понтифик объявил тебя вне закона и теперь любой смертный сможет пристрелить тебя как паршивую собаку! — начал он медленно закипать, глядя на совершенно бесстрастное лицо Гюнтера, — Мало того, ты подставил всю нашу семью! Всю! И меня, и Кармен, и Хлою, и Вольфганга, и всех остальных!

Гюнтер отвернулся от учителя, не в силах смотреть ему в глаза.

А что он мог сказать? Все верно, он действительно их всех подставил. И сам до сих пор понять не мог, как это произошло? На каком моменте похищения он абсолютно потерял голову и…

То, что он творил с Линой в том доме, парень до сих пор вспоминал с холодным потом. Но он даже не помнил, с какого момента перестал выполнять задание понтифика и перешел к собственным потаенным желаниям?

Лину он хотел уже давно, еще когда повез ее к Раде. Именно тогда он попросил цыганку поставить на свою подругу, помимо оплаченного понтификом «Маячка», еще и «Покров». Так, на всякий случай, авось пригодится.

Вот и пригодилось.

Окончательно Гюнтер осознал свои желания после злополучного совета клана, когда пришел прощаться к девушке. Именно тогда, сидя у нее на кухне, видя ее нервозность по поводу будущих отношений с понтификом и слушая ее циничные рассуждения о бартерном обмене тела на покровительство, он понял, что девушка притягивает его как женщина намного сильнее всех предыдущих подруг и любовниц. И со временем эта тяга к ней стала превращаться в какую-то сумасшедшую манию.

Туман постепенно рассеивался в его голове, и парень начинал понимать, что же именно он натворил. И задавался лишь одним вопросом — почему вдруг девчонка, которую он столько времени считал младшей сестренкой, вдруг стала для него желанней крови? Ведь он никогда даже не задумывался о близости с ней.

Но, несмотря на то, что после изнасилования и избиения девушки тяга к ней стала ослабевать, она все равно никуда не уходила, заставляя Гюнтера добиваться владения Линой.

Эстебан грозно смотрел на ученика, пытаясь добиться от него ответа:

— Из-за чего ты подставил всю нашу семью? Из-за этой смертной сучки?! Я хочу узнать только одно: какого дьявола ты это сделал? Я тебе приказывал что? Аккуратно выкрасть девушку, усыпить и привезти в Будапешт. Какого дьявола ты начал измываться над ней?

— Гай мне приказал, — тихо ответил он учителю.

— Гай? — воскликнул Эстебан, — Ничего умнее не придумал?! Да он сам трясется над ней, едва ли не пылинки сдувает!

— Я тебе говорю, мне приказал Гай! — зло ответил ему Гюнтер, — Это была его идея — подвергнуть Лину опасности и выставить Марка недобросовестным опекуном, чтобы снять с нее инициал!

Эстебан опешил.

— И зачем это ему было нужно? Она же ткущая! Ткущая, ты это понимаешь? Даже заблокированная, она все равно остается со своим проклятым даром!

— Лина мое обещанное имущество! Инициал он обещал передать мне!

Обещанное имущество!? Черт возьми, парень так и не выкинул из головы эту дурацкую идею? Он заявлял пару раз Эстебану об этом, говорил, что верховный понтифик обещал отдать ему Лину, но учитель и думать не мог, что эта мысль так сведет Гюнтера с ума. И ведь тот молчал, когда сам Эстебан предложил Лине инициал. Почему, спрашивается? Или думал, что Эстебан станет ей опекуном лишь по ритуалу, а сам отдаст девчонку Гюнтеру?