Вера Чиркова - Тихоня (СИ)

По рассказам ее бывших подданных Олтерн знал, что прежней Леонидии, потрясшей его сердце наивным и бесхитростным взглядом восхищенных серебристых глаз, больше нет. И успел понять, прочтя несколько десятков допросов, что в этом нет её вины.

Это он был виноват, что пожалел нелюбимую жену, стоявшую на коленях и поливавшую его сапоги потоками лицемерных слез. Не смог он в тот раз влить ей в шакалье горло принесенный с собой яд, не поднялась рука. А вот у нее поднималась, и на беззащитную Леонидию, и на всех ее родственников, да и вообще на всех, кто попадался ей под плохое настроение.

Комната, куда привел его стражник, оказалось уютным будуаром гостевых покоев, и в кресле у небольшого стола сидела одна только Тмирна, что-то стремительно писавшая на листке бумаги.

— Доброе утро, — вежливо поздоровался гость, и разочарование против его воли скользнуло в его голосе, — а где все?

— Садись Олтерн, поговори сначала со мной.

— Хорошо, — он сел на кресло напротив женщины, осторожно поставил рядом саквояж, и приготовился слушать.

— Я понимаю, что тебе сейчас очень нелегко, — осторожно, как рыбак, идущий по первому льду, начала разговор Тмирна, — приходится принимать много важных решений и выслушивать много несправедливых упреков.

— И справедливых тоже, — горько усмехнулся герцог.

— Знаешь, тех, кто стоит у власти всегда есть за что ругать. За то, что ничего не делают, за то что делают слишком много… хотя, большинство людей на этом месте за один день наломали бы раз в десять больше дров, чем некоторые правители за всю жизнь. Я не говорю, что ты совсем не виноват, но не обвиняю в том, что не смог раскусить Зоралду. Она оказалась настолько редкой и хитрой стервой, что смогла провести даже меня и нескольких сестер тишины. Да, не удивляйся, она приходила в монастырь почти пятнадцать лет назад.

— Спасибо… — огорошенно произнес Олтерн, — нужно иметь большую смелость, чтоб поведать о том, чего не знает никто в королевстве. И чего же она хотела?

— Сначала ответь на мои вопросы… только не торопись. Их не так много, но они очень важные… можно сказать, самые главные для нескольких человек.

— Ты меня пугаешь… но я готов.

— Ну, тогда первый… что ты мог бы простить Леонидии?

— Всё, — не задумываясь ни на секунду, отчеканил Олтерн, — она ни в чем не виновата. Это я виноват… не смог отказать красивым словам про истинную мужскую дружбу и последнюю любовь.

— Хорошо, — серьезно кивнула Тмирна, — я искренне рада это слышать. Но ты не все знаешь, хотя я уверена, что изучил допросы тех, кому ведьма вернула память. И хотя в том, что сделала Леонидия, большая часть вины Зоралды, но не только ее.

— Тмирна, ты сама только что сказала, что моя покойная жена умудрилась обмануть даже вас, хотя вы ни в чем от нее не зависели. А Леонидию она подчинила полностью, все ее люди говорят в один голос, что видели, как ведьма крутит ею, словно служанкой, но боялись даже слово сказать. Я очень благодарен Змею, что он убил гадину, но еще больше я был бы счастлив, если сам смог свернуть ей шею.

— Олтерн, я тут поразмыслила и решила, что не нужно никому рассказывать про то, что сделал граф аш Феррез, — строго произнесла Тмирна, — у Зоралды было много тайн… и вполне возможно, есть где-то люди, готовые мстить за ее смерть. Я уже поговорила с семьей герцога Адерского и послала письмо Рози, чтоб передала приказ Наерсу и предупредила короля. Припомни, кому ты это говорил, и постарайся, чтоб не ушло дальше.

— Ты права, — согласился герцог, — но давай вернемся к разговору о Леонидии.

— Давай, тогда последний вопрос, но не сочти его бестактным. Хочешь ли ты объединить ваши жизни и на что ради этого готов?

— Тмирна, мне казалось, ты сообразительней… я много лет мечтаю, чтоб она всегда была рядом… и, разумеется, готов на все. Бросить пост советника, уехать в свой самый дальний замок на берегу моря, никогда больше не появляться в столице…

— Достаточно, — подняла руки монахиня, словно перед бандой налетчиков, — увезти ее подальше и окружить самыми преданными слугами — это сейчас самое лучшее решение. Вот только пост советника бросать не нужно ни в коем случае, никто, кроме тебя, сейчас не справится со всеми проблемами и трудностями. А теперь я отвечу на тот вопрос, что ты задал мне. Зоралда приходила в монастырь, просить смерти для соперницы, которая носит ребёнка от ее законного мужа. К сожалению, мы не смогли найти несчастную женщину, но сумели припугнуть герцогиню обещанием, что кара за такое злодеяние будет ужасна.

— Постой… Тмирна! Я ничего не понял… какая женщина, какой ребенок?

— Женщина была твоя, Олтерн, хотя ты и уступил ее королю. И ребенок был твой. Я много лет ломала голову, как получилось, что его бывшее величество через несколько месяцев прекратил осаду своей законной супруги?! И что такого важного могла сказать или сделать юная девушка, раз он от нее отступился?! могло сказать что, и почему он. Ведь Маргент знал, где она скрывается, сам отправил жену в охотничий домик под присмотром кучера и доверенных охранников, и потом тайно ездил уговаривать.

— Ребенок? — герцог был бледен и его руки дрожали, — Тмирна, это тот мальчик, которого Арвельд увез из поместья?!

— Да, герцог сказал, что с первого взгляда понял, на кого похож Тэлрод.

— О боги… где он? Где Леонидия? Тмирна, я сейчас с ума сойду… где?!

— Здесь, — тихо сказала монахиня, показывая на неплотно закрытую дверь в спальню, — ждут.

И, собрав свои бумаги, торопливо направилась к двери.

— Тмирна… — вскочивший с кресла герцог, по праву считавшийся одним из самых храбрых мужчин королевства, растерялся, как паж на первом балу, совершенно не представляя, как встретится с выросшим без него сыном.

Проводив монахиню смятенным взглядом, Олтерн выхватил платок, лихорадочно вытер взмокший лоб и ладони и оглянулся на дверь, за которой было все, о чем он уже не смел и мечтать. Безотчетно двинулся было в ту сторону, но вовремя вспомнил про саквояж. Поспешно щелкнул замками, выхватил букетик синих цветов с заветного куста и шкатулку с браслетами, затем, сгорая от волнения шагнул к спальне. Рядом с дверью сделал несколько глубоких вдохов, в попытке выровнять дыхание, безнадежно махнул рукой, и, робко стукнув по створке, замер в ожидании.

— Войдите… — раздался за дверью такой же несмелый ответ и герцог, проглотив вставший в горле комок, отчаянно толкнул дверь.

Они сидели прямо напротив входа, на краю застланной постели, грустная молодая женщина с пепельными волосами и бледный худенький мальчик, и смотрели на Олтерна одинаковыми серебряными глазами. В этих ожидающих глазах светилось столько настороженной надежды, затаенного страха и растерянности, что герцог задохнулся от нежности и любви, желания схватить их и надежно спрятать, укрыть от всех ненастий и всех бед.