Юрий Иванович - Мария-Изабель

Он озадаченно покрутил головой, будто пытаясь от чего-то избавиться. У него явно ничего не получалось.

– Так ведь метро не ходит, а мне с утра на работу…. – он выглядел слегка растерянным.

– Поедим пирога, а потом я тебе одолжу денег на такси.

– Одолжишь? – переспросил Григорий.

– Ты извини, но я и так еле свожу концы с концами. – Ей начинало нравиться врать, тем более, что заметила в глазах Григория сочувствие и понимание. – И наверняка ты отверг бы мою безвозмездную помощь. А?

– Конечно! Ты ведь женщина. Тебе намного трудней заработать.

– Тогда чаще шаг, нам уже недалеко до горячего чая и сочного яблочного пирога.

– Меня гнетёт смутное подозрение, – в раздумье заговорил Григорий, приноравливаясь к быстрым и частым шагам Марии и пытаясь идти с ней в ногу. – Что весь день, о чём бы я ни подумал, всё тут же исполняется. Иногда я даже не успеваю высказать своё желание вслух. Мне думается это очень странно.

– Пусть думают кони, у них головы большие! – пошутила она. – А мы будем просто радоваться жизни. Договорились?

– Попробуй с тобой не договорись! – нарочито пробурчал Григорий. – Ты тогда ни пирога не дашь, ни денег не одолжишь!

– На что только не идут мужчины, – притворно ужаснулась Мария. – Лишь бы вкусно поесть.

– Да, да! Голод не тётка! – сочувственно поддакнул он и впервые обнял её за талию. Мария почувствовала тепло, исходящее от его большого тела и сделала то же самое, пытаясь плотнее к нему прижаться. Ей стало так хорошо, что она молчала всё время пути до самого дома. А Григорий завёлся и стал рассказывать про Северные сияния и длинные полярные ночи. «Господи! – думала Мария. – Где он только не побывал!»

Зайдя в квартиру Мария, повела Григория сразу в салон.

– Присаживайся, я поставлю чайник и принесу пирог.

– Так и я с тобой, помогу. Да и удобнее на кухне. Не надо носиться взад, вперёд. Сорить! У тебя здесь вон какая идеальная чистота. Прям ходить боязно.

– Садись, садись! – довольная похвалой Мария силой усадила его на софу, – На кухне я принимаю только раненых, что бы перевязать и дать попить. А ты уже здоров.

Он сидя, взял её за руку и держал не отпуская.

– А с чего ты взяла, что я здоров? Я очень тяжело ранен….

– И куда же, если не секрет? И как именно тяжело?

– Ну конечно, кровь не хлещет наружу и ткань не повреждена… Но, уж очень, очень беспокоит. Тем более что рана не одна. Одна вот здесь, – он указательным пальцем ткнул себя в лоб. – А другая, – он приложил ладонь к сердцу. – Тоже очень болит.

– Как жаль! – она смотрела сверху вниз прямо ему в глаза. – Может быть есть какое-нибудь лекарство для твоих ран?

– Не знаю. Может быть…

Но в этот момент наклонившаяся Мария прервала его поцелуем в губы. Через мгновенье, чуть оторвавшись, она спросила:

– Такое лекарство подойдёт?

Вместо ответа Григорий резко притянул её за талию, усаживая на колени и, запрокинув ей голову, впился губами в её губы. Его руки страстно и нежно стали скользить по её телу, пытаясь одновременно охватить всё. Мария не сопротивлялась, а даже наоборот, стала падать спиной на мягкие подушки софы и потянула его за собой. Он продолжал её обнимать и ещё больше усилил поцелуй. В этот момент Мария увидела его глаза и даже испугалась.

Какая в них отражалась борьба! Жуткая и непримиримая! И тут же Григорий, тяжело дыша, оторвался от её губ, с трудом отпустил её из объятий и, словно воин, оглушённый взрывом на поле боя, грузно пошатываясь, встал на ноги. Мария с недоумением и чуть ли не с обидой смотрела, как он потёр свой лоб и щёки ладонями. Потом, еле сдерживаясь от переполняющего его волнения, заговорил вполголоса:

– Мария-Изабель! Ты не представляешь, как ты мне нравишься и как я тебя желаю! Я просто с ума схожу! Всё внутри меня кричит, что я дурак, трус и ещё куча совсем нелестных для меня эпитетов. Я страстно хочу быть с тобой, и у меня бьётся лишь одна мысль: «Не смей уходить!» Но… – он встал на колени возле лежащей Марии и нежно-нежно поцеловал её в плечо. – Я сегодня сам не свой. Не могу всего понять… Всё как-то нереально. Всё немного не так. Возможно, это оттого, что я привык всегда брать инициативу только на себя… Не знаю… Но я раньше никогда так себя не вёл. Не в смысле самих действий, нет! А в смысле самих мыслей, побуждающих к этим действиям. И меня это даже пугает. Мне кажется, я стал терять над собой контроль. И не могу найти этому объяснений. Поэтому я должен сейчас уйти. Если ты не сон и не сказка, то ты всегда останешься явью в моей жизни. И если те чувства, которые возникли между нами, настоящие, то мне нечего бояться нанести тебе смертельную обиду своим уходом. Я хочу все тщательно обдумать и разобраться в первую очередь в себе, – он ещё раз поцеловал её в плечо и встал, тяжело вздохнул. – Ты будешь со мной говорить, если я позвоню тебе по телефону?

Вместо ответа Мария отвернула голову и уставилась в стенку, всем своим видом, как бы, показывая полнейшее безразличие к происходящему. А через минуту молчания вообще закрыла глаза. Если бы могла, то закрыла бы и уши. Что бы только не слышать шаги уходящего Григория и шум закрывшейся за ним двери. В голове у неё не было ни единой мысли и во всём теле было только одно чувство – чувство страшного опустошения и бессилия.

Она так и уснула, ничего не соображая и ничего не думая. Организм задействовал защитные механизмы заставляющие и тело и мозг выключиться из работы на сверхрежиме и перейти на режим спасительного сна. Но какие-то клеточки мозга всё-таки продолжали бодрствовать, потому что утром Мария проснулась с мыслью: «Он же ушёл без денег!» – и тут же другая мысль: «Так ему и надо, пусть идёт пешком!», а потом: «Какая же ты жадная!» и Мария начала спорить сама с собой: «Я жадная?! Я просто экономная!». «Ты?! Да ты нищенкой готова притвориться, лишь бы обчистить карманы тяжело работающего трудяги!». «Я делала это совсем с другим расчётом!» «Но в результате добилась чего желала – оставила его без единой песеты». «Ничего с ним не случится, ещё заработает!» «Пока он шёл пешком, наступило утро! Он же может не успеть на работу, и его выгонят! Из-за тебя!» «Подумаешь! Велика беда! Пойдёт в метро и будет брынькать на гитаре. Ещё больше заработает! Потом даже спасибо скажет!» «Тебе спасибо?! Это он скажет, когда ты ему в шапку мелочь кидать будешь?!»

Мария даже вскочила от такого обвинения и побежала к зеркалу, что бы увидеть с кем она спорит. Но в зеркале было только одно отображение, и в голове тоже осталась только одна мысль: «Дура я дура! Что же мне теперь делать?»

А пора было идти на работу. Но как ей этого не хотелось! Впервые в жизни она пыталась придумать причину, в первую очередь, конечно, для себя, что бы остаться просто дома. Но как она не напрягала свой интеллект, всё равно, на переднем плане маячила одна, самая главная причина: у Григория был только номер её домашнего телефона. Осознав этот факт, внутреннее естество попыталось взбунтоваться: «Где же моя гордость?! Как я могла так низко пасть?! Я себя не узнаю! Всё! Иду на работу!» Но прошло несколько минут, а она как сидела возле телефона в салоне, так и не сдвинулась с места.