Шарлотта Физерстоун - Похоть

Она молча смотрела в окно, старательно отводя взгляд от Крома, сидевшего на скамье напротив. Кажется, его вполне устраивало молчание Честити, он явно предпочитал не разговаривать, а пристально смотреть на нее. Она и понятия не имела, о чем думал благой, да и, если честно, совершенно об этом не заботилась. Честити согласилась на эту прогулку только ради Пру, ведь сестра была так безнадежно покорена золотистой красотой Арауна. Но Честити не прельщало обаяние светлых фей. Она предпочитала темную и таинственную ауру Тейна. Удивительно, но Честити слишком быстро примирилась с тем, что ее возлюбленный не был таким, как она сама, — представителем рода людского. Тейн был мужчиной-феей, темным и чувственным. И эта правда не отвратила Честити от него. Ничто не могло заставить ее отказаться от любимого. Отныне он завладел ее сердцем. Овладев ее губами и телом, он вторгся и в ее душу. Честити почувствовала зарождение этой близости еще во время встречи с Тейном в саду, в те моменты своего сна, которые он потом украл у нее. Это ощущение было пронизано страстью, да, но было в нем и нечто большее. Близость по духу. Проблеск того, что только зарождалось между ними, легкий намек на счастье, которое они могли бы обрести вместе, несмотря на тот факт, что Честити была смертной, а Тейн — из фей.

Улыбаясь, она вспоминала тот день, когда легла ненадолго вздремнуть, а потом представляла, как они с принцем танцевали в саду и вокруг них порхали бабочки. Ей хотелось увидеть королевство Тейна, разделить с ним его мир. Хотелось стать частью его жизни — это было пугающее, но правдивое открытие. О боже, Честити подозревала, что полюбила Тейна! И с этим уже ничего нельзя было поделать…

А теперь ей оставалось лишь сидеть в этой карете и думать о темном мужчине-фее, жалея, что его нет рядом.

Гайд-парк был полон черных лакированных карет с аристократическими гербами на дверцах и элегантно одетых джентльменов, красовавшихся верхом на лучших чистокровных лошадях. Наступило традиционное время сбора лондонской знати, отличная возможность для сливок общества себя показать и на других посмотреть. Честити наблюдала за тем, как кареты заполняют парковые аллеи, соперничая за право занять лучшее место. Сейчас представители света напоминали Честити напыщенных павлинов, распушавших хвосты в попытке произвести впечатление на своих самок. Все эти экипажи прибыли сюда ради одного из двух — чтобы пофлиртовать или собрать последние сплетни. Такие прогулки никогда не устраивались исключительно ради удовольствия.

В воздухе носилось ощущение запретного предвкушения. Незамужние леди и ухаживавшие за ними джентльмены только и думали о том, как бы воспользоваться моментами уединения в карете, скрывшись за мелькавшими тенями или окружающей суматохой. В такие мгновения можно было импульсивно прильнуть к чьим-то губам или хотя бы легонько коснуться руки, не опасаясь, что многочисленные опекуны заметят столь неприличное поведение.

Честити отвела взгляд от окна и посмотрела на старшую сестру, которая вела себя как почтенная компаньонка. Мэри спокойно взирала на происходящее через другое окно, из которого сейчас открывался вид на аллею Роттен-Роу и многочисленных джентльменов, гарцующих на своих лошадях.

— Вы все время пребываете в глубокой задумчивости, — попытался затеять разговор Кром, нарушая повисшее между ним и Честити молчание.

Сидевшая рядом с Честити Пру о чем-то вполголоса беседовала с Арауном.

— Прошу прощения. Боюсь, сегодня я не смогу составить вам достойную компанию и предстать в роли блестящей собеседницы.

— Пустяки. Вы, судя по всему, поглощены мыслями о каких-то чрезвычайно важных и неотложных делах. Ваша бровь напряженно сморщена с тех самых пор, как карета отъехала от крыльца вашего дома.

— Простите, — пролепетала Честити. — Я порчу вашу прогулку, не так ли?

— Разумеется, нет. Я просто волнуюсь за вас. Вы, похоже, плохо спали, эти круги под вашими глазами — верный признак.

— Я хорошо спала.

— А ваши сны? — не отставал Кром, доверительно понизив голос. — Они были приятными?

Какая, однако, дерзость! Она ни за что не стала бы обсуждать с Кромом свои сны. Никогда не рассказала бы ему о Тейне и о том, чем они занимались в загадочной уединенности под покровом тьмы.

— Похоже, моя сестра не склонна откровенничать о своих снах, милорд, — вклинилась в разговор Мэри. — Ее нужно убедить, что нам можно доверять.

Кром бросил раздраженный взгляд на Мэри, а потом снова впился глазами в Честити и изрек:

— Сны — это ведь нечто глубоко личное, не так ли?

— Совершенно верно, — фыркнула Честити.

— Но лучше все-таки поделиться ими, вы согласны?

Она напряглась всем телом, когда Кром улыбнулся ей.

Это была улыбка не радости, но победы. Мэри и Кром обменялись взглядами, и Честити не смогла истолковать самой себе это странное единение.

— Прошлой ночью я видел сон, — сказал Кром и, наклонившись, взял одетую в перчатку ладонь Честити в свою руку. — Вы танцевали со мной, на вас красовалось платье, сотканное из золота и серебра. Вы сияли в отблеске свечей, как королева.

— Полагаю, сэр, нам лучше оставить обсуждение этой темы.

Отведя взгляд, Честити вернулась к созерцанию проезжавших мимо карет. Она больше не могла слушать эту пустую болтовню. И ни за что не отправилась бы к Благому Двору. Она не хотела ни дальнейших прогулок, ни танцев с Кромом. Только не теперь, когда она могла думать только о Тейне. Несмотря на все ее тревоги и сомнения, несмотря на то, что темный мужчина-фея что-то скрывал от нее, Честити хотела его.

Даже теперь она чувствовала, что Тейн был с ней — точнее, с ними — здесь, в салоне кареты. Она тонко улавливала его запах, и это был не только аромат духов. Нечто более сильное. Честити ощущала его присутствие, улавливала исходивший от его кожи жар своим телом.

— Я не позволю тебе уйти с ним…

Честити услышала голос Тейна, раздавшийся в тишине ее сознания. Каким же странным это казалось: ехать в карете с людьми из плоти и крови и слышать чей-то голос в своей собственной голове! Интересно, а сестры понимают, что Тейн сейчас разговаривает с ней? А Кром, а лорд Араун?

— Только ты можешь слышать меня. Только ты знаешь, что я — здесь. Только ты чувствуешь, что я делаю.

Честити задрожала, ощутив прикосновение к своей шее, потом — к чувствительному месту за ухом. Эти касания щекотали и ласкали ее плоть, заставляя извиваться на скамейке кареты. Чувственный огонь объял ее тело, а между бедер что-то растаяло и томительно заныло…

Она услышала низкий смех Тейна в собственном ухе, почувствовала, как он осыпает поцелуями ее кожу, и услышала, что он прошептал: