Дженнифер Арментраут - Истоки

Дэймон отпрянул от меня так быстро, что волосы вокруг моих висков зашевелились. Он бросился к окну и приоткрыл небольшую щель между шторами. Быстро придя в себя, я прошлась рукой по матрасу, пока не нашла полотенце, и прикрывшись, сорвалась с кровати, хватая пистолет.

Ужас поднялся к моему горлу. Они уже нашли нас? Я повернулась туда, где он стоял, все еще сжимая вокруг себя полотенце. Моя рука дрожала так сильно, что пистолет задребезжал.

Дэймон глубоко вздохнул. — Это просто фары, какой-то осел выезжает с парковки с дальним светом.

Позволив шторам упасть на свое место, он обернулся. — Вот и все.

Моя рука сжалась на пистолете. — Фары?

Его взгляд упал на то, что я держала.

— Да, это все, Ани Оукли. (урождённая Фи́би Энн Мо́узи (англ. Phoebe Ann Mosey, 13 августа 1860

— 3 ноября 1926), — американская женщина—стрелок, прославившаяся своей меткостью на представлениях Буффало Билла.)

Казалось, что пистолет приклеился к моей руке. Мое сердце все еще быстро колотилось от ужаса, и этот страх не хотел уходить. С поразительной ясностью до меня дошло, что это было то, к чему свелась наша жизнь. Входить в режим обороны и паники каждый раз, когда свет фар проникнет через окно или кто-то постучит в нашу дверь или когда незнакомец приблизится к нам на улице.

Так и было.

Моей первой реакцией на фары было схватить пистолет, чтобы быть готовой выстрелить — выстрелить, чтобы убить, если необходимо.

— Кэт...?

Я потрясла головой. Огонь прополз из моего живота в горло. Слезы жгли глаза. Так много мыслей пронеслось через мой мозг. Давление сжало грудь, стиснув ледяными пальцами легкие.

Дрожь прокатилась по позвоночнику. Четыре месяца слез я не позволяла пасть сооружению внутри меня.

В одно мгновение Дэймон оказался передо мной, нежно и осторожно сняв мои пальцы с пистолета. Он положил его на ночной столик. — Эй, — сказал он, обхватив мои щеки обеими руками. — Эй, все в порядке. Все хорошо. Здесь нет никого кроме нас. Мы в порядке.

Я знала это, но то было нечто большее, нежели фары в ночи. Это было все сразу, все накопившееся за четыре месяца, лишенное контроля над любой из частей моей жизни или моего тела. На меня навалилось все сразу, жалящий страх, который никогда не ослабевал, ужас, с которым я просыпалась каждый день, осмотры, стрессовые тесты. Боль от скальпеля и ужас от наблюдения за тем, как умирают измененные люди. Все это прорвалось во мне. Мучительный побег, когда я стреляла в людей — настоящих, живых людей, у которых были семьи и их собственная жизнь — и я знала, что убила, по меньшей мере, одного из них. Его кровь забрызгала все мое лицо.

Кроме того, был Блэйк.

— Поговори со мной, — взмолился Дэймон. Его изумрудные глаза были полны беспокойства. — Ну же, Котенок, скажи мне, что происходит.

Повернув голову, я закрыла глаза. Я хотела быть сильной. Снова и снова я говорила себе, что должна быть сильной, но я не могла оставить все в прошлом.

— Эй, — мягко сказал он. — Посмотри на меня.

Я держала глаза закрытыми, зная, что если посмотрю на него, шарик, который был так переполнен и так слабо перевязан, разорвется. Я разрушалась изнутри, и не хотела, чтобы он это видел.

Но потом он повернул мое лицо к себе, поцеловал веки моих закрытых глаз и сказал: — Все в порядке. Что бы ты не чувствовала сейчас, это нормально. Я понимаю тебя, Кэт. Я здесь ради тебя, только ради тебя. Все в порядке.

Шарик разорвался, и я потеряла самообладание.

ДЭЙМОН.

Мое сердце разрывалось, когда первая слезинка скатилась по ее щеке и безнадежное, хриплое рыдание сорвалось с ее губ.

Я притянул ее к себе, и обнял, пока она дрожала от горя и боли. Я не знал, что делать. Она молчала. Не было возможности что-то сказать из-за слез.

— Все в порядке, — я продолжал говорить ей. — Выпусти это. Просто выпусти.

Я чувствовал себя дураком, когда говорил это. Слова были пустыми.

Ее слезы потекли по моей груди, каждая резала, словно нож. Я беспомощно поднял ее и отнес на кровать. Я собрал ее одежду, откинул одеяло, которое казалось слишком грубым для ее кожи, и обернул его вокруг нее.

Она обняла меня, а ее пальцы сплелись за мои затылком. Слезы... они продолжали идти, и мое сердце раскалывалось от ее всхлипов. Никогда в своей жизни я не чувствовал себя более бесполезным. Я хотел исправить это, сделать ей лучше, но я не знал как.

Она была такой сильной во время всего этого, и, если я думал хотя бы одно мгновение, что она не была глубоко затронута, я был идиотом. Я знал. Я просто надеялся — нет, я молился — чтобы шрамы и раны оказались только физическими. Потому что их я мог устранить — я мог исцелить их. Я не мог исправить то, что кровоточило и гноилось внутри, но я попытаюсь. Я сделаю все, чтобы убрать ее боль.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем она успокоилась, пока ее слезы, казалось, высохли, ее прерывистое дыхание выровнялось, и она уснула. Минуты? Часы? Я не знал.

Я забрался к ней под одеяло, и растянулся рядом, подобравшись ближе к ее теплому телу.

Она ни разу не шевельнулась. Прижав ее щеку к своей груди, я пробежал руками по ее волосам, в надежде, что это движение успокоит ее. Я знал, что ей нравилось, когда я играл с ее волосами. Это казалось таким незначительным, но было всем, что я имел на данный момент.

В каком-то смысле, я заснул. Я не хотел, но последние шесть или около того часов взяли свое. Должно быть, я спал несколько часов, потому что когда я открыл глаза, дневной свет лился сквозь щель между шторами, но по ощущениям прошли минуты.

И Кэт не было рядом со мной.

Я быстро моргнул, приподнимаясь на локтях. Она сидела на краю кровати, одетая в футболку и брюки, которые я нашел прошлой ночью. Волосы ниспадали до середины ее спины, локоны переместились, когда она обернулась ко мне, подняв ногу на кровать.

— Я разбудила тебя, да?

— Нет, — я прочистил горло, оглядев номер, немного дезориентированный. — Ты давно проснулась?

Она пожала плечами. — Не так давно. Сейчас начало одиннадцатого.

— Вау. Так поздно? — садясь, я потер бровь ладонью.

Она отвела взгляд, изучая ремешки своих шлепанец. Ее щеки были красными. — Извини за вчерашнее. Я не собиралась рыдать на тебе.

— Эй, — я стремглав скользну рукой вокруг ее талии, притягивая ее ближе. — Мне нужен был второй душ. Он был намного лучше первого.

Она хрипло рассмеялась. — Это было грандиозное убийство настроения, верно?

— Ничто не убивает моего настроения, когда дело заходит о тебе, Котенок.

Я убрал ее волосы за уши. — Как ты чувствуешь себя сейчас?

— Лучше, — сказала она, поднимая взгляд. Ее глаза были красными и отекшими. — Думаю... думаю, мне нужно было это сделать.

— Хочешь поговорить об этом?