Кассандра Клэр - Город небесного огня

— Разве нет? — сказал он, и его рука спустилась вниз по ее волосам, к ее плечу и, наконец, скользнула к ее груди, остановившись только на ее сердце. Клэри чувствовала грохот своего пульса в своих венах, она хотела оттолкнуть его, но усилием воли оставила правую руку оставаться на месте. Пальцы ее руки были близки к краю куртки, и под ней был Геосфорос. Даже если она не могла убить его, может быть, она могла использовать меч, чтобы продержаться до прибытия помощи. Может быть, они могли даже загнать его в ловушку.

— Наша мать обманула меня, — сказал он. — Она отрицала мое существование и ненавидела меня. Я был ребенком, и она меня ненавидела. Как и наш отец.

— Валентин вырастил тебя.

— Но вся его любовь принадлежала Джейсу. Проблемному, непослушному, сломанному. Я сделал все, о чем наш отец просил меня, и он ненавидел меня за это. И он так же ненавидел тебя, — его глаза светились, создавая подобие серебра в темноте.

— Иронично, не правда ли, Кларисса? Мы были родными детьми Валентина, его плотью и кровью, а он ненавидел нас. Тебя, потому что из-за тебя от него ушла наша мать. И меня, потому что я был тем, что он хотел создать.

Клэри вспомнила Джейса, окровавленного и в разорванной одежде, стоящего с мечом Моргенштернов в его руках на берегу озера Лин, кричащего на Валентина:

— Зачем ты забрал меня? Тебе не нужен был сын. У тебя был сын.

И тогда Валентин ответил хриплым голосом:

— Не сын был мне нужен. Солдат, воин. Я думал, что им станет Джонатан, однако в нем осталось слишком много от демона. Он рос жестоким, неуправляемым, непредсказуемым. Ему с самого детства недоставало терпения и участия, чтобы следовать за мной и вести Конклав по намеченному пути. Тогда я повторил эксперимент на тебе. И снова неудача. Ты родился слишком нежным, не в меру сострадательным. Чувствовал боль других как свою собственную. Ревел, когда умирали твои питомцы. Пойми, сын мой… я любил тебя за эти качества, и они же сделали тебя ненужным. Она слышала резкое дыхание Себастьяна в тишине.

— Ты знаешь, — произнёс он, — что, все, что я говорю — это правда.

— Но я не знаю, почему это важно.

— Потому что мы похожи! — голос Себастьяна стал громче; её вздрагивание позволило ей опустить её пальцы вниз на несколько миллиметров, к рукояти Геосфороса. — Ты моя, — добавил он, контролируя свой голос с явным усилием. — Ты всегда была моей. Когда ты родилась, ты была моей, моя сестра, хоть ты и не знала меня. Есть связи, которые ничто не может стереть. И именно поэтому я даю тебе второй шанс.

— Шанс на что? — она провела рукой вниз на четверть дюйма.

— Я собираюсь выиграть, — ответил он. — Ты знаешь. Ты была в Буррене и в Цитадели. Ты видела могущество Темных Охотников. Ты знаешь, что может сделать Кубок Смерти. Если ты повернешься спиной к Аликанте и пойдешь со мной, пообещаешь быть лояльной, я дам тебе то, что я не даю никому другому. Ничего, потому что я берег это для тебя.

Клэри запрокинула голову ближе к стене. Ее желудок скрутило, пальцы едва касались рукояти ее меча. Глаза Себастьяна были сфокусированы на ней.

— Что ты дашь мне?

Он улыбнулся, выдыхая, будто бы вопрос был облегчением для него. Он, казалось, полыхал на мгновение с его собственным убеждениям; в его глазах, будто отражался горящий город.

— Милосердие, — сказал он.

Ужин был удивительно элегантен. Магнус обедал с Фейри всего несколько раз в своей жизни, и обстановка здесь всегда склонялась больше к натуралистической — деревянные столы, столовые приборы, сделанные в тщательно продуманной форме, тарелки с орехами и ягодами. Каждый раз, после ужина, его посещала мысль, что он смог бы насладиться всем этим чуть больше, если бы был белкой. Здесь, в Идрисе в доме представителей Благого Двора, столы были накрыты белыми скатертями. Люк, Джослин, Рафаэль, Мелиорн, и Магнус ели из плоских тарелок отполированного красного дерева; графины были хрустальными, а столовые приборы — в знак уважения Люку — были сделаны не из серебра или железа, а из тонких веток.

Рыцари — фэйри молча и неподвижно стояли на страже, на каждом из выходов комнаты. Длинные белые копья, тускло светящиеся по бокам, распространяли мягкое свечение по всей комнате. Еда тоже была неплохой. Магнус подцепил кусочек действительно весьма приличной курицы и теперь задумчиво жевал. Если честно, он не был голоден. Он нервничал — состояние, которое он ненавидел. Где-то там, за этими стенами и за этим необходимым обедом, был Алек. Но не пространство разделяло их. Конечно, в Нью-Йорке они тоже были недалеко друг от друга, но суть в том, что их разделяли не мили, а жизненный опыт Магнуса.

Он подумал, что это было странно. Магнус всегда думал о себе, как о человеке бесстрашном. Ведь для того, чтобы жить бессмертной жизнью, и при этом не отгораживаться от внешнего мира и новых людей, требовалась определенная смелость. Поскольку те, кто были новыми людьми, были почти всегда временным этапом в его жизни, и это разбивало сердце.

— Магнус? — сказал Люк, размахивая деревянной вилкой почти перед самым носом мага. — Уделишь мне минутку?

— Что? Конечно, — сказал Магнус, пригубив вино. — Я согласен. На сто процентов.

— Действительно, — сухо сказала Джослин. — Ты согласен с тем, что Нежити следует отказаться от проблем с Себастьяном и его темной армией и оставить ее Сумеречным охотникам, как будто это только их проблемы?

— Я же говорил Вам, он нас не слушает, — сказал Рафаэль, пребывая в полном восторге от кровавого фондю.

— Ну, это проблема Сумеречных охотников… — начал Магнус, вздохнув и опустив свой бокал. Вино оказалось довольно крепким, и он начал чувствовать легкое головокружение.

— Ох, ну ладно. Я не слушал. И нет, конечно, я не считаю, что…

— Ручная собачка охотников — перебил его Мелиорн.

Его зеленые глаза были сужены. У Дивного Народа всегда были непростые отношения с колдунами. Конечно, общее презрение к Сумеречным Охотникам их сближало, но Дивный Народ всегда смотрел на колдунов свысока из-за готовности вторых выполнять волшебство за деньги. Между тем, колдуны презирали Дивный Народ за их неспособность лгать, за их ограниченность, и за их склонность раздражаться по мелочам, таким как свертывание молока или кража их коров.

— У тебя есть другая причина, почему ты хочешь сохранить мир с Сумеречными охотниками, помимо той, что один из них является твоим любовником.

Люк поперхнулся и начал яростно кашлять. Джослин похлопала его по спине, а Рафаэль просто смотрел на них, явно забавляясь.

— Тебе следует идти в ногу со временем, Мелиорн, — сказал Магнус. — Никто больше не говорит «любовник».

— Кроме того, — добавил Люк. — Они расстались.

Он провел тыльной стороной ладони по глазам и вздохнул.